Не совсем такой, как ее описывают в сказках, мертвых она не оживляла, но вот серьезные раны на самом деле врачевала, при том довольно эффективно, особенно если ее пустить в ход сразу, не откладывая в дальний ящик. Как выразился Пал Палыч: «пока кровь сочится». В случае с Колей время упущено не было, и жутко выглядящая рана затянулась прямо на глазах оперативника, который действие данного снадобья наблюдал впервые. Знать он про него со слов бывалых сотрудников отдела, конечно, знал, но видеть его в работе не приходилось. Но оно и не странно, источников с живой водой на белом свете всего ничего, раз-два и обчелся, а их местонахождение является тайной для всех, кроме нескольких Речных Хозяев, а те ей делиться ни с кем не стремятся. Случается, разумеется, что они кому-то пузырек-другой за важнейшую услугу или в обмен на что-то выдадут, но это скорее подтверждает общее правило, чем опровергает его. Как к Ростогцеву попал этот пузырек – неизвестно, только он над каждой каплей, упавшей на изуродованное лицо Нифонтова, разве только что не плакал, и его можно понять. Просто в некоторых случаях живая вода и мертвого на ноги поднимет. В смысле – нежить, которой по факту являлся князь-вурдалак.
В результате от раны остался только шрам, выглядящий так, будто Коля его на лице давно носит, да еще проспал он почти два дня. Вика на пару с Валентиной даже переживать начали, поскольку им по роду службы прекрасно было известно, что живая вода штука коварная. Помимо прочего, есть у нее одно то ли неприятное, то ли, наоборот, полезнейшее качество – в том случае, если она не может помочь, то исцеляемый просто не просыпается. Он покидает этот мир без страха и боли, во сне, со счастливой улыбкой на губах. Эдакая фольклорная эвтаназия. Ну да, внешне щека зажила и кости внутри, несомненно, правильно срослись, но Коля при этом в себя никак не приходил, и это наводило сотрудниц отдела на печальные мысли. Что там – даже Мезенцева, которая в последний месяц таила зуб на Нифонтова за то, что он ее с собой совсем перестал брать на задания, нервничала. Про живую воду и ее свойства ей все как-то рассказать забыли, а сама она, понятное дело, про подобный препарат и слыхом не слыхивала, потому всерьез собралась начхать на коллег, которые ждут у моря погоды, и вызвать «скорую» с врачами-реаниматологами. Ну или какими другими, которые определят – кома это или нет.
Она почти уже это сделала, но тут Коля сработал на опережение и наконец-то открыл глаза, в первый момент не сообразив, где он вообще находится. Хотя в чем-то понять молодого человека можно, поскольку на кожаном диване, который стоял в кабинете Ровнина с тридцатых годов, ранее спать ему не доводилось. Ну а Олега Георгиевича там не было, он постоянно где-то мотался, практически не появляясь на работе, только время от времени звонил, интересуясь состоянием раненого сотрудника.
Коля же, более-менее поняв, где находится, и восстановив в памяти события, при которых он в определенном смысле ее лишился, немедленно начал ощупывать свое лицо, пытаясь понять, что к чему. Собственно, за этим занятием его и застали коллеги, которых Аникушка немедленно оповестил о случившемся. Первым явился Пал Палыч, на физиономии которого было написано немалое облегчение. Он все это время винил себя в произошедшем, и больше других переживал по поводу того, что Нифонтов никак из забытья не вынырнет.
Чудесное исцеление Коли было не единственным интересным событием той лихой ночи, дальше происходили не менее любопытные вещи, о которых Михеев охотно рассказал напарнику, не перестающему трогать шрам, появившийся на щеке.
– Само собой, несколько бойцов князя рванули в ту сторону, откуда стреляли, но никого не нашли. Смылся стрелок, и даже хваленый вурдалачий нюх не помог. Кровососы ведь не хуже иных собак чуют живых, а тут оплошали. Правда, отыскали пропавшего Олега, точнее, то, что от него осталось. |