А. Л. Легат. Тени двойного солнцаВосния – 2
I. Долги и старые вдовы
– Вам этхо ш рук не ш-шойдет-х! Четыре гостя в подвале. Один – лишний. Он сидел в полумраке на расшатанном стуле и угрожал. Я видела его вчера: за столом в гостиной, у камина. В дорогом акетоне и с кружевом на рукавах. Он красиво улыбался, показывая белые зубы без пропусков. Весь ухоженный, надушенный – выглядел дороже, чем стоил. Зачем-то хвалил еду и назвал Гуло остолопом. Сейчас остолоп стоял позади и придерживал его за плечо. Некоторых гостей в нашем доме видели всего один раз. Этого хорошо стригли и мыли перед тем, как он пошел против моего отца. Безнадежный красивый дурак. Сидит, лишенный всякой чести: нагой, в синяках и ссадинах. Только на бедра ему набросили старую тряпку, которой обычно моют полы или вытирают рвоту со столешниц в бараке. Если бы не я, этой тряпки бы там не было. Отец все еще считал, что я слаба. – Иш-ш-пот семли дош-штанут, – почти крикнул вчерашний гость, сегодняшний пленник. Отец повернулся ко мне, присел на одно колено. Его рука не дрогнула, когда он обхватил мою ладонь. – Бельчонок, слушай очень внимательно… – Всдерхнут на вее! – …это будет наш самый большой секрет. Дай слово, что никогда о нем не расскажешь. – Да, отец. Не стоило и спрашивать: в отличие от мамы, я всегда на его стороне. Отец поднялся с колена. – Покажи, – он кивнул нашему псу – Гуло. Тот вытянул руку пленника: потемневшую, распухшую, с торчащими в разные стороны пальцами, точно лапа у старой зарубленной курицы. – Прикоснись, – чуть мягче сказал отец и подвел меня ближе. Пленник завыл. Я поджала губы и провела пальцами по распухшей коже у запястья. Трогать дохлую крысу и то приятнее, чем людей, которых запирает отец. – Выше, у ладони. Вот так. Чувствуешь? Нос поморщился сам собой. Кривые линии. Метка, как на быках в загоне. Человек-бык. Я прыснула – и тут же опустила глаза в пол. Взрослые не смеются как дураки. – Да, отец. – Запомни ее как следует. – Два кружка и две черты. Как два солнца и два горизонта, – зачем-то добавила я. – Мать двойного солнца? Пленник всхлипнул и замычал. Отец покачал головой: – Может, и так, только священники не носят меток, бельчонок. «Бельчонок». Называл меня, будто я совсем мала и на меня нельзя положиться. – Тогда кто он? – Служит Его Величеству, – добавил Гуло. – Это ложь, – поправил его отец. – Гх, н-нет, в-все так, миледи, послуш… Гуло ударил одной рукой, наотмашь. А второй придерживал стул. Голова пленника качнулась в сторону, на стене застыли брызги. – Гху, рвг-лх, – подбородок пленника коснулся груди. Отец встал между нами. – Слушай внимательно, бельчонок. Нет большего горя, чем повстречаться с носителем метки. С этого дня не подпускай ни одного из них слишком близко. По лицу человека, которого положено бояться, ручьями стекал пот. А в его глазах стояли слезы. Уже больше страха, чем зла. Ничего не понятно. Мама ничего не понимала и не задавала никаких вопросов. Именно потому мы с отцом остались одни во всем мире. И Гуло, но он пес. – С меткой… но как я их узнаю, отец? Пленник всхлипнул, Гуло снова поднял руку для удара. – Со временем ты научишься отличать полезных людей от отбросов. Слугу от хозяина, друга от врага. |
