Заседание совета проходило "на ура". Выступивший на собрании председатель ученого совета, глава города, член-корреспондент АН Земли Антон Антонович Рязев был краток.

— Господа, этот день непременно войдёт в историю как день величайший! Впервые мы можем твёрдо утверждать, что во вселенной возможно существование других существ! Найденные госпожой Новиковой доказательства говорят сами за себя. Я не буду настаивать на немедленном начале работ на месте их обнаружения, но думаю, что вы и сами в процессе обмена мнениями подойдете к вопросу необходимости принятия такого решения. — Заслуженный муж науки заметно волновался. Его правая рука то и дело вытаскивала большой клетчатый платок, чтобы протереть пот, выступающий на его довольно обширной лысине.

Громкий гул воодушевленных голосов высказал академику о своей полной солидарности. Выходившие на трибуну учёные мужи, так или иначе, поддерживали своего начальника в его предложении приступить к работам немедленно. Пожалуй, из всей ученой братии один лишь человек, а именно биолог, профессор Александр Абрамович Лобенштайн, не разделял всеобщего радостного возбуждения. Никем не замечаемый, он сидел в дальнем уголке аудитории и неторопливо анализировал произошедшее событие. Его рассуждения были строго логичными и простыми. Пожалуй, не нужно быть великим мыслителем, чтобы сделать простой и в той же мере неизбежный вывод: спешить в деле, где замешана военная техника, нельзя. Последствия могут быть непредсказуемы и (черт бы их побрал!) трагичны. Окончательно утвердившись в своём мнении, он медленно поднялся со своего места и, пройдя на сцену, встал за трибуну. Его субтильное телосложение давало основание предположить, что его голос будет тих и спокоен, так оно и оказалось, но когда с его языка слетели первые фразы, гомонившие в зале притихли.

— Коллеги, что мы знаем о жизни на Марсе? Что мы знаем о марсианской военной технике? Ничего! — тон его голоса вошел в диссонанс с витавшей в зале эйфорией.

Зал замер.

— Тогда почему мы решили, что имеем право рисковать и начинать работы немедленно? Не посоветовавшись с Землей, не дав возможности военным специалистам и ученым, занятым в разработке военной техники, обследовать обнаруженный подземный арсенал, мы уже тянем свои руки к новым учёным степеням и званиям. Почему мы так спешим? Почему? Неужели желание всемирной славы взяло верх над разумом? Опомнитесь, господа! — Александр Абрамович своими словами хотел всего лишь облагоразумить коллег, предостеречь их от поспешных действий, но его речь вызвала эффект прямо противоположный. Учёные мужи неожиданно всерьез осознали, что если они согласятся с мнением Лобенштайна, шустрые академики с Земли и впрямь могут отнять у них славу первооткрывателей. И потому после слов профессора зал взорвался. Дотоле чинно восседавшие в креслах профессора, доктора наук, более мелкие научные деятели, с глубокомысленным видом степенно обсуждавшие последствия открытия и лишь изредка в перерывах между громкими аплодисментами позволявшие себе выкрики поддержки, теперь вскочили со своих мест и, размахивая руками, во весь голос принялись выражать своё несогласие с только что высказанным мнением. Зал неистовствовал. Гомон стоял такой, что голос Александра Абрамовича, всё еще продолжавшего увещевать научных работников, потонув во всеобщем гвалте, не был слышен даже в первых рядах собравшихся. Он постоял еще минуту, в надежде быть услышанным, но поняв всю тщетность своих надежд, махнул рукой и, досадуя на самого себя, с гордо поднятой головой вышел из помещения. Едва дверь за ним закрылась, как его плечи повисли, а взор потупился вниз. Александр Абрамович понял, что сотворил нечто непоправимое, а именно: ученая братия после сказанных им слов примет решение приступить к работам немедленно. Но даже он не мог предположить, что работы начнутся так скоро…

Еще до заката гудящая вереница машин спешно снаряженной экспедиции запылила в направлении горного кряжа.