И здесь, впервые за все это время, его отец вступил в честный поединок. Он не бил ниже пояса, не бросался на ослабевшего или деморализованного противника и не нападал из засады, воспользовавшись преимуществом неожиданности.

Движения Льва были экономными и хирургически отточенными: ни одна мышца не сокращалась впустую, каждый выпад и защита были доведены до совершенства, без лишней дерзости и желания покрасоваться. Курц, дергаясь, словно марионетка на нитях, кромсал воздух когтистыми руками. Каждое лезвие на секунду блокировало длинный клинок противника, а в следующую уже ускользало.

Гудение молота-метеора Рушаля вернуло Севатара к реальности. Он оторвал взгляд от искрящихся божеств, пытающихся прикончить друг друга на платформе наверху. Ворон раскрутил свой цеп над головой, как лопасть пропеллера. Наполненный электричеством воздух трещал. Кровь шипела на железном шаре, свисающем с конца цепи — она сгорала в энергетическом поле оружия, испаряясь вонючим облаком.

Ворон поднял свободную руку, указывая на что-то. Из двадцати коридоров, открывающихся в этот проходной зал с цепями на потолке и высокими мостиками, продолжали выбегать воины в такой же, как у него, черной броне.

Севатар перевалился через перила и спрыгнул на нижний уровень. Он угодил прямо в гущу боя, где несколько его братьев-терминаторов сражались с превосходящими их числом Темными Ангелами. Первый противник тут же упал, обезглавленный единственным ударом цепной глефы первого капитана. Второй потерял руку, а затем и большую часть лица. Третий и четвертый рухнули на колени — Севатар вспорол им животы одним широким круговым движением.

Это происходило вновь. Был ли он быстрее других, или они были медленней? Каждый враг выдавал себя какой-то малостью. Он видел, как чуть заметно напрягаются сочленения доспехов, предупреждая о следующем ударе. Севатар парировал с легкостью солдата, предвидящего каждый выпад противников, и бил прежде, чем те успевали ответить.

Нет, это не просто происходило вновь — это было хуже, чем раньше. Или… лучше? Молочная кислота обжигала мышцы, и давление за глазами грозило взорвать череп, но с каждым биением сердца окружающие двигались все медленней и медленней. Он блокировал удар цепного меча древком глефы, крутанулся на месте, сжав зубы, вогнал наконечник копья в грудь паладина в белом плаще — и у него еще осталось время, чтобы развернуться и перехватить следующий удар первого противника. Он успел заметить, как тот слегка сместил центр тяжести, и это позволило точно определить направление грядущей атаки. Севатар насадил Ангела на копье еще до начала движения. Стоя лицом к лицу с умирающим, он смотрел, как цепная глефа прогрызает дорогу сквозь его внутренности.

По его ретинальному дисплею поползла чернота. Прошло несколько секунд, прежде чем первый капитан понял, что виной не текущая со лба кровь. У него действительно потемнело в глазах. Что-то взорвалось в его черепе, лопнуло, как наполненный жидкостью волдырь. Его жизненные показатели на глазных линзах задергались не хуже бьющегося в бешенстве примарха.

Он слышал, как братья выкрикивают его имя. Они решили, что капитан ранен, и, возможно, были недалеки от истины.

Предостережение Треза вспыхнуло перед глазами, словно выжженное в его собственной плоти, а не вынырнувшее из памяти.