«Это может убить тебя, Яго».

«У тебя хватит на это сил, но не умения».

«Обратного пути не будет. Если ты высвободишь дар, о котором так долго старался забыть… Некоторые двери закрыть нельзя».

Пошатнувшись, он рухнул на одно колено — успев при этом подрубить ноги ближайшему Темному Ангелу. Воин вскрикнул и умер в следующую секунду, когда глефа Севатара пронзила его грудь.

«Возможно, и я умираю», — подумал первый капитан и расхохотался.

— Вальзен! — вопил кто-то неподалеку. — Вальзен, Севатар упал! Апотекарий!

Повернув голову, Севатар увидел стоящего над ним Рушаля, стража в черном. Ворон раскрутил молот-метеор. Шар полетел по дуге, завершившейся вспышкой смертоносного света и разбитым шлемом еще одного Ангела.

Воин Первого легиона беззвучно упал на палубу, потому что звук вообще исчез. Молот-метеор Рушаля больше не гремел при каждом ударе. Цепочки жизненных показателей Севатара на дисплее больше не сопровождались тревожным писком. В его мире больше не было грохота ботинок, взрывов болтерных снарядов и скрежета доспехов. Странным образом, там воцарился покой.

Севатара стошнило в шлем. Ему пришлось давиться собственной желчью, потому что он никак не мог перестать смеяться.

А затем он вновь очутился дома.

Дома. В ночном городе. На крыше, куда приходил прятаться.

Значит, мир без солнца все-таки не сгорел в напрасной и бессмысленной ярости примарха. Он был дома, и в облаках над ним собирался дождь — предвестник настоящей грозы. В висках давило так же, как когда он был ребенком: давление нарастало и грозило выплеснуться припадком, оставив после себя тошноту и дрожь.

«Еда, еда, еда», — кричали они.

Он обернулся к ним, клюющим рокритовую крышу. Их драные перья ворошил ветер.

«Мальчик, мальчик, мальчик, — прокаркали они. — Еда, еда, еда. Сейчас, сейчас, сейчас».

Яго сунул руку в карман и вытащил горсть хлебных крошек.

«Вот, — сказал он воронам. — Еда на сегодня».

«Мясо, мясо, мясо», — откликнулись они.

Он рассмеялся, когда несколько черных птиц сели ему на плечи и вытянутую руку.

«Мясо, — согласился он. — Мясо скоро. Крошки сейчас».

«Мясо сейчас, мясо сейчас».

Он слушал их жалобы, пока птицы хватали хлебные крошки, сухие и твердые, как камни.

«Мясо сейчас, — сказал он, когда с крошками было покончено. — Подождите».

Вернулся он довольно скоро, запыхавшийся и весь в поту. От веса другого мальчишки, труп которого он втащил по ступенькам, ныли мышцы рук.

«Мясо, мясо, мясо», — закаркали вороны.

Яго отпустил лодыжки убитого паренька и присел, переводя дыхание.

«Мясо, — ответил он и добавил, обращаясь к слетевшим на труп птицам. — Оставьте немного и мне».

«Да, Мальчик, — горланили они. — Да, да, да. Оставить немного Мальчику».

«Можете съесть глаза, — предложил он. — Я не люблю глаза».

Вороны раскаркались, хрипло смеясь по-вороньи над этой самой старой из их общих шуток. Они знали, что Мальчик никогда не ест глаза. Однажды он попробовал и начал бредить. Часами из носа и ушей Мальчика текла сладкая человечья кровь. Он проспал всю ночь, вздрагивая и подергиваясь на камнях.

Во время вороньей трапезы Яго сидел молча, прислушиваясь к шороху темных крыльев и наслаждаясь прикосновениями облезлых перьев к щекам. Никакой другой звук его не успокаивал. Никакое другое ощущение не усмиряло головную боль настолько, чтобы он мог поспать.