Виноват в том, что обманул и воспользовался доверием, понимая — примарх не примет правды. «Прости отец, но ты должен знать. Я не могу скрывать это от тебя. Ты должен понять». Астартес подумал про один из основных законов стратегии, который теперь обрел новый смысл: первый принцип защиты — понять от чего защищаешься.
Дорн рассматривал одну из укрытых статуй, когда подошел Сигизмунд.
— Да, сын? — не оборачиваясь, спросил примарх.
Капитан взглянул на мрамор под тканью. Под колеблющейся от ветра накидкой все еще можно было различить знакомые очертания: хищная поза, рука с когтями, словно собравшаяся разорвать материю. Конрад Курц. Брат, пытавшийся убить Дорна. «Было ли это предвестником случившегося? Должны ли мы были еще тогда увидеть мрачное будущее?»
— Их нужно снести. Это предатели. Они не должны стоять рядом с верными принесенным клятвам.
Примарх тихо рассмеялся и повернулся, чтобы взглянуть на Сигизмунда:
— Ты лично собрался это сделать?
— Прикажи, повелитель, и я снесу их собственноручно.
Дорн улыбнулся и покачал головой:
— Нет. До этого еще не дошло.
— Разве? — спросил капитан, лицо застыло, глаза не мигали.
Рогал не ответил, а повернулся и вновь посмотрел на укрытую статую Курца за спиной сына.
— Нет, — прорычал примарх. — Империум выстоит и переживет это предательство.
Астартес подумал, что Дорн выглядит так, словно разговаривает не только с ним, но и со статуей Курца.
— Все еще есть честь, все еще есть преданность, — Рогал опустил взгляд и нахмурился. — Я не знаю, как будет складываться война, сын. Я не знаю, чего она потребует от нас, но знаю, что она, в конечном счете, закончится, и мы должны быть в полной боеготовности ради этого дня.
Имперский Кулак также нахмурился:
— Хорус владеет инициативой, а мы погрязли в смятении. Он может уничтожать нас по частям, выжидать пока мы ослабнем настолько, что не сможем противостоять ему.
Примарх недовольно взглянул на сына, но тот понимал, что и отец не исключает такую возможность.
— Будь на его месте Керз или Альфарий тогда да, возможно, но не они главные, — Дорн посмотрел на появляющуюся в небе луну. Красная — подкрашенная дымом и пылью из погружавшегося в ночь дворца.
— Он придет сюда, — тихо продолжил примарх. — Он не останется среди звезд, обескровливая нас до предела. Нет — он все еще Гор. Копье устремившееся в горло — один смертельный удар. Он придет сюда, чтобы прикончить нас. Однажды ночью мы взглянем вверх и увидим, как запылают небеса.
Он уже видит. Пускай только часть. Он поймет, что я прав, что мой выбор верен.
— Отец.
Дорн посмотрел на сына. Сигизмунд чувствовал, как глаза примарха изучают его лицо, оценивают и вершат суд.
— Что-то беспокоит тебя?
— Я хотел поговорить с вами, почему попросил о возвращении на Терру и не принял командование над Карающим флотом.
— Мы уже обсудили это. Я не видел причин сомневаться в твоем выборе тогда, не вижу их и сейчас.
Астартес сглотнул — в горле внезапно пересохло.
— У меня была другая причина, — слова повисли в воздухе. «Нужно сейчас. Пути назад нет».
— Говори, — тихо сказал примарх, взгляд сосредоточился на Сигизмунде, словно отец обратил на него все свое внимание. Насыщенный пылью ветер развевал края белой мантии, поднимая их посреди сгустившейся тьмы.
Капитан посмотрел в сторону и задумался с чего начать.
— Все началось на «Фаланге», — произнес он мгновение спустя. |