Забавно. Мамзель Монтавон и мои товарки по колледжу подумали бы, что я сошла с ума, отправившись в путь с мужчиной, о котором мне ровным счетом ничего не известно, но как раз это меня не пугало. Я была совершенно уверена, что мистер Бонифейс не имеет на меня никаких видов. Все, что я знала, убеждало меня в том, что он действительно посредник мистера Себастьяна Райдера, кстати, он сам предлагал мне обратиться в Британское консульство, если мне нужна дополнительная информация.
Моя усталость и ритмичное покачивание вагона сделали свое дело. Я заснула, а когда проснулась, солнце было уже высоко в небе и шея у меня не поворачивалась из-за неудобного положения, в котором я пробыла несколько часов. С ревом поезд проскочил какую-то маленькую станцию. Я успела прочитать название. «Рю». И стала вспоминать, откуда я его знаю. Это заняло довольно много времени, но в конце концов я вспомнила. В Рю родилась Аннет. До Кале, значит, всего тридцать—сорок миль, и я проспала почти два часа.
В купе все так же никого не было, кроме мистера Бонифейса, и я предположила, что проводник сжалился надо мной и не стал меня будить. Мистер Бонифейс, отложив газету, смотрел в окно. Он повернулся ко мне, когда я проснулась, но потом опять отвернулся. Я прошла по вагону в туалет, вымыла руки и лицо, причесалась, вернулась в купе и, усевшись, стала смотреть на бесконечные поля по обеим сторонам.
Через час мы были в Кале. Когда мистер Бонифейс нанял носильщика, я сделала то же самое, потому что понятия не имела, сумею ли поменять свои французские деньги на корабле, и в этом случае на два су больше, на два су меньше – не имело для меня ровно никакого значения.
Только на пристани, где проверяли билеты, мистер Бонифейс жестом позвал меня присоединиться к нему. Тут я вспомнила о своих документах и спросила шепотом:
– Мои бумаги? Нужно что-нибудь?
Он нетерпеливо покачал головой:
– Нет. Зачем?
– Просто я читала в газете о том, что обсуждался вопрос введения паспортов для путешествий из одной страны в другую.
Мистер Бонифейс хмыкнул:
– Дурацкая идея. Ничего у них не вышло и, помяните мое слово, не выйдет.
Больше он мне не сказал ни слова, пока мы не сели завтракать.
– Значит, вы читаете газеты, – сказал он, словно продолжая начатый разговор.
Но мне как раз не очень хотелось разговаривать, потому что на английском корабле нам подали английский завтрак и я наслаждалась двумя пухлыми копчеными рыбинами, которых не пробовала уже много лет.
– Не так часто, как раньше, – ответила я. – Но у меня было мало времени.
– Теперь у вас будет много времени. Не думаю, чтобы вы очень уставали от юных Райдеров.
– Это хорошо, – сказала я и вновь принялась за рыбу. Минут через пять мистер Бонифейс произнес изменившимся голосом:
– Проклятый корабль... Проклятый пролив...
Он прижал к губам салфетку и бросился вон из столовой. Я заметила, что он сильно побледнел. Только тут до меня дошло, что корабль довольно сильно качает, и я поняла, почему официант налил лишь полчашки чаю. Сама я ничего не ощущала. Более того, поспав в поезде и вдохнув морского воздуха, к тому же почувствовав себя свободной, я страшно хотела есть. Заметив, что мистер Бонифейс не притронулся к своей рыбе, я переставила тарелки, справедливо решив, что он не вернется к завтраку, и продолжила трапезу.
Потом я пошла на палубу и долго ходила по ней, вдыхая соленые брызги. Я не позволила себе думать о том, что будет, когда я доберусь до места. Всему свое время, и не стоит мучиться или радоваться заранее. Из легкого тумана выступили скалы Дувра. До них было не больше пары миль, и я крепко вцепилась в поручни, потому что сердце у меня дрогнуло от страха, как всегда бывало, когда я допускала в голову мысли об Англии. |