В тот день она поехала по магазинам, поужинала с друзьями, а потом они пошли в ночной клуб. Мне что-то нездоровилось, и я пошла спать раньше обычного. У меня кружилась голова, временами наваливалась какая-то дурнота. Это началось еще днем.

Моя комната находилась в дальнем конце дома, рядом с кабинетом, но я все оттуда слышала. Дети обычно будили меня своими криками. Когда один начинал пищать, другие сразу же просыпались и присоединялись к общему хору. Я вставала и шла их кормить.

Но в тот вечер они не кричали. Тетя пришла около трех ночи и сразу зашла ко мне в комнату, чтобы спросить, накормлены ли дети и как они себя чувствуют.

Помню только, как она кричала и трясла меня за плечи. Я никак не могла проснуться, язык у меня заплетался. Она в ярости ударила меня. Решила, что я напилась. А потом увидела мертвую канарейку в клетке.

Тетя в ужасе закричала: «О нет! Только не это! Что с детьми?» Она бросилась в детскую, но было уже поздно. Все младенцы умерли. Она вытащила меня из кровати и отвела во двор. Потом вернулась в дом и открыла все окна.

— Угарный газ? — предположил Назарио. — В гараже стояла заведенная машина?

— Нет, это был бытовой газ. Газовая компания меняла трубы. В тот день приходили их рабочие. Они что-то там делали, поменяли подводку к холодильнику. Тогда у нас был газовый холодильник. В общем, они что-то сделали не так. Не знаю, в чем там было дело, но младенцы отравились газом. Я бы тоже умерла, если бы тетя вернулась домой чуть позже. Она выключила холодильник, включила вентиляторы и открыла окна.

Я была так слаба, что не могла даже одеться. Три дня меня тошнило, голова раскалывалась от боли. Тетя Лиз просто не знала, что делать. Младенцы, за которыми вот-вот должны были приехать приемные родители, умерли. Полицейские требовали денег. Тот молодой человек продолжал приходить, колотил в дверь и кричал, что хочет видеть сына. Мы оказались в ужасном положении.

— Вы могли вызвать полицию, — заметил Берч.

— Мою тетю отдали бы под суд, дело получило бы огласку. В общем, полная катастрофа. Она сказала, что все надо сохранить в тайне. Завернула младенцев и сложила их в сундук. А ведь стояла летняя жара.

Она была в отчаянии. А потом решила позвонить Пирсу Нолану. «Старые друзья самые надежные», — сказала она мне. Она попросила его приехать, говорила, что нам нужна его помощь, что он единственный, кому она может доверять, умоляла его не бросать ее в беде ради их старой дружбы.

Нолан приехал и был потрясен увиденным. Он согласился, что огласка погубит и мою тетку, и всех тех женщин, которые оставили у нее малышей, надеясь, что их ожидает достойное будущее.

Мы были в страшной опасности. Вот-вот могла нагрянуть полиция или приемные родители младенцев. Нужно было срочно избавляться от тел. Пирс Нолан погрузил сундук в багажник своего автомобиля. Он сказал, что спрячет его где-нибудь, а потом вывезет на своей яхте в море и утопит.

Он просил нас забыть об этом и никогда не упоминать его имя. Мы были так ему благодарны, что не могли сдержать слез. Но оставалось еще решить финансовые проблемы и как-то успокоить приемных родителей. Тетя Лиз придумала, как это сделать, не возвращая им денег. Каждой паре она решила сказать, что предназначавшийся им ребенок неожиданно умер. И пообещать, что через несколько месяцев они получал другого малыша. Конечно, все они будут расстроены, но наверняка согласятся подождать еще немного.

Первая пара приехала на следующий день. Жена стала плакать, муж пришел в ярость. Он потребовал деньги обратно и пригрозил сообщить обо всем в полицию и в газеты. Обвинил ее в вымогательстве и в том, что она продала их ребенка тем, кто предложил больше денег. Тетя Лиз больше часа уговаривала его успокоиться. По-моему, ей это удалось.

Теперь, когда в клинике не было ни рожениц, ни младенцев, у меня появилось много свободного времени.