Он знал, что может и будет. Уговоры соседей не успокоили его. Они добавили ему только разочарования и чувства обреченности.
Би подтащила стул и села около кровати. Она сказала спокойно:
– Вы не можете отвергать это как игру воображения Энн, Роджер. Я ничего не видела, но голоса были... Я не могу выразить вам, как это поразило меня.
– Ну, сейчас я не отвергаю ничего. Я просто пытаюсь объяснить, что проявления такого рода могут меняться в зависимости от характера и пристрастий очевидца. Это случается даже в так называемых нормальных ситуациях. Свидетели преступления или происшествия редко сходятся в деталях. Можно получить совершенно невероятные показания даже от честных и здравомыслящих людей. В нашем же случае явление явно ненормальное, выходящее за рамки обычного опыта. Естественно, что свидетели интерпретируют его по-разному.
– Благодарю вас, Зигмунд Фрейд, – сказала я.
– Это ближе к Юнгу, – ответил Роджер. – Я не видел вашего привидения и не слышал вашу леди-вампира, но видел достаточно, чтобы убедиться, что в этом доме действуют физические силы от Кевина или через Кевина. Теперь вы больше удовлетворены?
Я задумалась над вопросом.
– Не знаю, – сказала я.
– Есть что-то ненормальное в акустическом состоянии комнаты Кевина, – продолжал Роджер. – У меня создалось впечатление, что что-то заглушало звуки, как будто бы между окнами оказалась тяжелая плотная занавесь. Но ее не было, его окна были широко раскрыты, и я мог видеть его занавески, колышущиеся на ветру.
В пять минут третьего я покинул балкон и спрятался в нише. Через пятнадцать минут Кевин открыл дверь. Меня поразила непосредственность его движений; он нисколько не таился. Я не видел никого, кроме Кевина. Однако... здесь я должен согласиться с вами, Энн, я на сто процентов уверен, что Кевин что-то видел. Выражение его лица, движение его глаз... Лампа, вставленная в светильник возле его комнаты, довольно тусклая. Как вы могли заметить, она освещала призрак (прошу меня простить) не так долго. Ничего странного в этом нет – лампочки имеют свойство перегорать. Но это затруднило мое наблюдение. Впечатление стороннего присутствия усиливалось. Усиливалось с каждой секундой. Мне не надо говорить вам, что я щелкал затвором фотоаппарата так быстро, как мог. У меня была восхитительная позиция: коридор был как на ладони. Как раз перед тем, как Кевин вернулся в комнату и закрыл дверь, я заметил, что что-то мелькнуло. Самым правильным было бы описать его как столб тусклого свечения, примерно четырех футов в высоту. Он слабо светился и передвигался. Он зашел за угол коридора и исчез из поля зрения. Оставался слабый, очень короткий отблеск.
Я слышал, как бьется мое сердце, и чувствовал, что частота пульса повысилась, но чувства ужаса и страха не испытывал. Я сделал последнюю пару снимков и подождал полных четверть часа, прежде чем собрать свое оборудование. Не проверяя, я запихнул все предметы в чемодан. Я без приключений добрался до комнаты и уложил свой чемодан как следует, затем пошел в ванную комнату. Я возвращался оттуда, когда Кевин вышел из своей комнаты. Я думал, что он еще долго будет пребывать в глубоком сне, и потому, испугавшись, совершил необдуманное движение – и он прыгнул на меня. У него сработал рефлекс, как у кота. Физически все было правильно.
Минуту мы все молчали, обдумывая скрытый смысл этой необычной истории. Роджер массировал свое горло. Наконец, я сказала:
– Вы думаете, что у Кевина что-то неладное с головой?
– Что-то творится, но не с головой в том смысле, который вы имеете в виду, – произнес Роджер хрипло. – Теперь я понимаю, почему вы обе так возражали против обсуждения с ним этого вопроса. Он, вероятно, не только не сможет обсудить его, а просто не воспримет. |