— Да, — горестно кивнул Кормилин, — знал я, знал, что каждое мое слово будет истолковано превратно. Вы ведь еще при нашей первой встрече были предубеждены против меня.

— Не говорите глупости, — майор смял чистый лист бумаги и раздраженно бросил его в корзину. — Послушать вас, так вы бедная овечка, которую на аркане втянули в неблаговидные дела. Купил подешевле, продал подороже… А Эльякова вы не постеснялись втянуть в свои махинации? А Фельдман, Захаров и другие реализаторы? В том, что сейчас они арестованы, тоже нет вашей вины? Или вы не думали, выражаясь вашими же словами, что ласково подталкиваете их к пропасти? Нет, вас интересовала только собственная персона!

Голиков еле сдерживал себя, чтобы не повысить голос. На скулах у него проступил легкий румянец. Кормилин совершенно сник. Он как-то съежился на стуле, старался казаться незаметным. Это не ускользнуло от внимательных глаз майора.

— Ладно, — несколько успокоившись, продолжил Голиков, — в конце концов, степень вашей вины определит суд. Этот вопрос не по моей части. Я мог бы напомнить вам, что чистосердечное признание смягчает меру наказания, но это вы наверняка и без меня знаете. А пока ваш приход не свидетельствует в вашу пользу. — Майор поднял и повесил трубку зазвонившего телефона. — И вы ошибаетесь, считая, что я отношусь к вам предвзято. Но как прикажете к вам относиться, если вместо того, чтобы помочь следствию, вы пытаетесь направить его по ложному пути? Во всяком случае, у меня создается такое впечатление.

— Я хочу помочь, — неуверенно возразил Кормилин, — но ведь вы не верите ни одному моему слову.

— Ох, нелегко мне с вами, Иван Трофимович, нелегко, — нагнувшись, Голиков отключил телефон. — Ну хорошо, давайте еще раз вместе попробуем восстановить события.

— Давайте попробуем, — вяло согласился Кормилин.

— Начнем сначала. Некий Григорий предложил вам по невысокой цене партию ондатровых шкурок, которую вы, не мудрствуя лукаво, перепродали вашему карточному партнеру и, по совместительству, заведующему ателье № 3 Эльякову. Правильно?

— Да, — кивнул Кормилин. — Меня тогда еще поразило, что на шкурках стоит клеймо зверосовхоза «Прогресс», но Григорий сказал, чтобы я не брал лишнего в голову.

— Когда состоялось ваше знакомство?

Замдиректора фабрики наморщил лоб.

— Около четырех лет назад.

— И все это время между вами существовала односторонняя связь? Вас устраивало такое положение?

Иван Трофимович подавленно промолчал.

— Каким образом к вам попадал товар?

— Он звонил по телефону, а затем привозил шкурки ко мне домой.

— У него есть личная машина?

— Не знаю. Хотя подождите. Однажды, когда Григорий позвонил, у меня в гостях находилась женщина. Я не хотел, чтобы она присутствовала при встрече, поэтому вышел на улицу и ждал его возле дома.

Внезапно Кормилин побледнел и схватился рукой за грудь, лицо его исказилось от ужаса.

— Вспомнил, — бескровными губами прошептал он, — теперь я вспомнил. Это был тот таксист.

Голиков недоуменно посмотрел на Кормилина.

— В чем дело, Иван Трофимович? Вам плохо? О каком таксисте вы говорите?

— Сегодня утром меня хотели убить, — отрешенно произнес Кормилин.

Это заявление озадачило майора. Быстро сопоставив поведение Кормилина с показаниями его соседки и результатом осмотра квартиры, свидетельствующем о поспешном бегстве хозяина, Голиков вдруг понял, что последние слова Кормилина — не актерская импровизация и не заранее подготовленный ход.