Изменить размер шрифта - +

– Ну-ну, – мягко говорит Роза, подходя ближе. – Ничто не длится вечно.

– Да, однажды и это станет просто далеким тяжелым воспоминанием. Которое ты сможешь положить в деревянную шкатулку, запереть на большой такой амбарный замок и закинуть куда подальше, – добавляет Димка.

– Умник дело говорит. Как всегда длинно и запутанно, но мы уже привыкли. А если вдруг кто в школе быканет, ты только маякни, – Тоха подмигивает Аде, напоминая о своем, совсем не дипломатичном, но безотказном способе решения проблем.

А затем они все – и Александр Васильевич, и Димка, и Тоха, и Роза – заключают Аду в объятия, ограждая, пусть и ненадолго, от озверевшего мира, голодного до поломанных жизней. Они не могут принять весь удар на себя, но могут хотя бы немного сгладить его последствия, залатать душу с должной аккуратностью, чтобы в будущем от стежков не осталось и следа.

– Ты обязательно победишь, – шепчет ей Димка – и ловит робкую улыбку человека, не привыкшего побеждать.

С тех пор как они выбрались вдвоем, Игра потеряла к ним всяческий интерес. Не приходит она и к Таське, поначалу убивавшейся из-за бездвижности плюшевых крошечек. Но неуемная детская фантазия мигом заполнила пустоту. И, пускай игрушки больше не защищают любимую хозяйку своими маленькими тельцами, для Таськи они так и остались живыми. К тому же ее стараниями они обрели голос. И теперь, прижимая очередную крошечку к уху, она со знанием дела может заявить: «Зайка хочет шоколадное молоко».

Она вообще изменилась, его Таська: стала реже смотреть на доску и больше интересоваться играми других детей. Ведь пока ее крошечки молчат, малыши на площадке бесконечно болтают, выдумывая игры. Там нет чудовищ, но от этого они не менее интересные. На радостях мама предложила Таське детский садик – и не обычный, а тот, где к каждому особенное отношение, где дети – это маленькие взрослые, имеющие право на свое мнение. И пусть Таська щурится подозрительно, но возражает с каждым днем все меньше.

Стеклышко, то самое, которое помогало видеть мир-за-миром, загадочным образом пропало. И если отчасти Димка считает, будто к этому приложила руку загадочная Игра, потихоньку стирая из жизни любое воспоминание о себе, то логика подсказывает: осколок нашла строгая мама. Нашла и выбросила за ненадобностью. А второй, так и не сыгравший роли, они закопали втроем – Димка, Таська и папа, – спрятав под него конфетный фантик. А позже – напрочь забыли где.

Но, выброшенный Игрой на порог шестнадцатилетия, Димка не может не думать о том, что на место одного героя неизменно придет другой, жестокий – и попросту не знающий правды. Димка не знает, когда он появится и кем будет. Пройдет еще немного времени – и эти мысли перестанут посещать его вовсе. Даже сейчас он не может вспомнить, когда и как впервые познакомился с Игрой, место которой занимают совсем другие образы, более реальные, постепенно вытесняя ее.

– Эй, ты не одна, – напоминает Аде Тоха и широко улыбается. За хрупкой спиной Ады стоят дети и взрослые, готовые слушать, готовые смотреть, пускай другие, видящие лишь грязь – и никаких ангелов, – оглушительно кричат, стараясь исказить правду.

– Так, ребятня. – Александр Васильевич хлопает в ладоши, привлекая к себе внимание.

Быстрый переход