— Убийца! Сукин сын! Палач! Живодер! Я задушу тебя твоими же кишками! Я посажу тебя на кол! Я изжарю тебя живьем!

Картина была жуткая. Искалеченные лошади с перерезанными ногами судорожно бились в кровавых лужах. Обессиленные животные не могли подняться, они вздрагивали, хрипло ржали, брыкались окровавленными культяшками ног, а черные буйволы, обезумев от вида и запаха свежей крови, яростно били их копытами и рогами.

Посреди всего этого стоял бледный, забрызганный кровью человек с косой в руке и с ужасом созерцал устроенную им бойню. Это был Жоаннес!

Затем молодой человек обвел горящим взором своих друзей, родственников, всех, кто пришел на его свадьбу — праздничное течение ее было столь драматично прервано. Они стояли, столпившись возле навеса, дрожа и не смея двинуться с места. Жалкое, безвольное человеческое стадо, парализованное страхом.

Наконец один из них произнес бесцветным голосом:

— Брат, что же ты наделал?! Ты погубил нас. Скоро с гор придет много людей, ненасытных и жестоких, как стая волков. Наш урожай, наши дома, наш скот, мы сами и наши семьи — все под угрозой. Они не оставят ничего, уничтожат всю деревню. Нам не на что больше надеяться, кроме как на милость Господню.

Жоаннесу хотелось бы передать своим землякам хоть часть своей неустрашимой отваги. Повести их в бой. Поднять на беспощадную борьбу, ведь только в ней спасение.

Но все его силы и мысли подчинились сейчас страшному делу, какое он замыслил. Времени на убеждение не было, он мог увлечь земляков лишь личным примером, пусть даже ценой собственной жизни.

Подбежав к штандарту Марко, этому оскорбительному символу насилия и чужой власти, что красовался перед жилищем Грегорио, смельчак сбросил его ударом ноги на землю и стал затаптывать в грязь. В тот самый момент одному из бандитов удалось наконец выбраться из свалки у дверей. Увидев, какому осквернению подвергся гордый родовой знак атамана, он закричал:

— Ах ты, мужлан! На куски изрублю!

В ответ Жоаннес вскинул свою косу:

— Вор! Я зарежу тебя, как свинью!

Бандит стоял боком, вытянув шею и склонив голову, готовый в любую минуту броситься на Жоаннеса. Но не успел он сделать и шага, как коса в ловких и сильных руках юноши со свистом обрушилась ему на затылок.

Раздался крик, а вернее, даже какой-то хрюкающий звук, потом брызнул фонтан алой крови. Голова разбойника откатилась от тела, которое сразу обмякло и повалилось вперед.

— Сначала лошади, а теперь и вы! — крикнул Жоаннес.

Крестьяне, стоя все так же под навесом, перешептывались:

— Он осмелился убить одного из людей Марко!

Тут появился второй бандит. Смерть товарища, свидетелем которой он стал, привела его в бешенство, но одновременно и напугала. Как! Времена переменились! Эти крестьяне смеют сопротивляться! Тупые бараны взбесились! В некотором колебании албанец стоял на пороге, загораживая выход. Однако это длилось лишь секунду. Придя в себя, разбойник вскинул карабин. Жоаннес вновь занес косу…

Из дома доносились приглушенные крики Никеи, она пыталась освободиться от наброшенного на нее плаща:

— Отец! Жоаннес! На помощь! Ради Бога, спасите!

Старик с трудом пришел в себя, попытался подняться, но поскользнулся и снова упал. В отчаянии он повис на ногах у Марко. Тот, стараясь освободиться, бил его сапогами, но старый Грегорио, напрягая последние силы, удерживал разбойника, выкрикивая в негодовании:

— Лучше умереть… Если бы я был помоложе, если бы мог держать в руках оружие! Неужели небо так и не пошлет нам мстителя?! Всю жизнь мы были трусами! Но вы, молодые, защищайтесь!

Пьяные бандиты на какое-то время растерялись.