|
Если этот здоровенный парень еще и не повредился рассудком, то уже настолько близок к помешательству, что разница практически не ощущается. - Ты знаешь, что на «Терроре» нет привидений, Мэнсон. - Да, капитан. - Посмотри на меня. Мэнсон поднимает голову, но в глаза Крозье не смотрит. Капитана изумляет, что на таком большом мясистом лице - и такие крохотные блеклые глазки. - Ты отказался выполнять приказ мистера Томпсона носить мешки с углем в котельную, матрос Мэнсон? - Нет, сэр. Да, сэр. - Ты знаешь, каковы последствия неподчинения приказам на этом корабле? У Крозье такое ощущение, будто он разговаривает с малым ребенком, хотя Мэнсону по меньшей мере тридцать лет. Лицо матроса светлеет, словно он услышал вопрос, на который может дать правильный ответ. - О да, капитан. Порка, сэр. Двадцать плетей. Сотня плетей, коли я не подчинюсь приказу вторично. И повешение, коли я ослушаюсь настоящего офицера, а не какого-то там мистера Томпсона. - Совершенно верно,- говорит Крозье.- Но известно ли тебе, что за проступок капитан может также наложить любое наказание, какое сочтет нужным? Мэнсон смотрит на него сверху вниз, с недоумением в светлых глазах. Он не понял вопроса. - Я имею в виду, что могу наказать тебя по своему усмотрению, матрос Мэнсон,- говорит капитан. На мясистом лице отражается облегчение. - О да, истинная правда, капитан. - Вместо двадцати плетей,- говорит Френсис Крозье,- я могу приказать запереть тебя в мертвецкой на двенадцать часов, без света. От лица Мэнсона, и без того бледного, отхлынуло столько крови, что Крозье приготовился отступить в сторону, если здоровенный парень грохнется в обморок. - Вы… не можете…- Голос ребенка-мужчины дрожит. Несколько долгих мгновений в нарушаемой лишь шипением фонаря тишине Крозье молчит, сознательно устрашая матроса выражением своего лица. Наконец он спрашивает: - Что за звуки, по-твоему, ты слышал, Мэнсон? Тебе кто-нибудь рассказывал истории про призраков? Мэнсон открывает рот, но, похоже, не может решить, на какой вопрос ответить в первую очередь. На толстой нижней губе у него образуется налет инея. - Уокер,- наконец говорит он. - Ты боишься Уокера? Джеймс Уокер - друг Мэнсона, примерно одного возраста с этим идиотом и немногим умнее - был последним человеком, погибшим на льду всего неделю назад. Корабельные правила предписывали членам команды держать открытыми лунки, просверленные во льду рядом с кораблем,- даже если толщина льда десять или пятнадцать футов, как сейчас,- дабы иметь доступ к воде в случае пожара, вспыхни таковой на борту. Уокер и два его товарища отправились в темноте вскрывать одну такую старую лунку, которая затянулась бы льдом меньше чем за час, если бы не металлические штыри, вколоченные по окружности. Белое чудовище, внезапно появившееся из-за торосной гряды, в считанные секунды оторвало матросу руку и раздробило грудную клетку - и исчезло прежде, чем вооруженные часовые на палубе успели вскинуть дробовики. - Уокер рассказывал тебе истории про призраков? - спрашивает Крозье. - Да, капитан. Нет, капитан. Джимми, он сказал мне за день до того, как существо убило его, «Магнус,- сказал он,- если это дьяволово отродье там во льдах доберется до меня когда-нибудь, я вернусь в белом саване, чтобы шептать тебе на ухо, как холодно в аду». Ей-богу, капитан, так Джимми сказал мне. И теперь я слышу, как он пытается выбраться из… Словно по сигналу, корпус судна глухо трещит, промерзшая палуба под ногами стонет, металлические скобы на бимсах стонут в ответ, точно сопереживая, и в темноте вокруг раздаются скребущие, царапающие звуки, которые как будто прокатыва ются от одного конца судна к другому. |
