– А что, разве у Кеннета Квастму заведено бить задержанных?

– Случается.

– Вы видели его погон и болтающуюся пуговицу?

– Видел. Он сам про них сказал. Дескать, жена не следит за его формой.

– Когда это было?

– Накануне.

– Прошу, господин прокурор, – кротко произнес Рокотун. Бульдозер поймал взгляд Кристианссона и долго смотрел ему в глаза. Сколько дел проиграно из‑за безмозглых полицейских? И сколько выиграно благодаря им? Пожалуй, последних все‑таки больше. Как бы то ни было, эти сержанты полиции – неизбежное зло и для преступников, и для тех, кто борется с преступностью…

– Нет вопросов, – бросил Бульдозер. И добавил как бы вскользь: – Обвинение в сопротивлении представителю власти снимается.

После этого Рокотун попросил объявить перерыв. В перерыве он сперва закурил свою сигару, потом удалился в уборную. Выйдя оттуда, затеял в коридоре беседу с Реей Нильсен.

– Ну и женщины у тебя, – сказал Бульдозер Ульссон Мартину Беку. – Сначала она на глазах у суда смеется надо мной, теперь вот стоит и беседует с Рокотуном. Всем известно, что от его дыхания орангутаны падают в обморок за пятьдесят метров.

– Хорошие женщины, – ответил Мартин Бек. – Точнее, хорошая женщина.

– Значит, новую жену завел. Я тоже. Все как‑то веселее жить.

Рея подошла к ним.

– Рея, – обратился к ней Мартин Бек, – познакомься – старший прокурор Ульссон.

– Я уже догадалась.

– Все зовут его Бульдозер, – добавил Мартин Бек. – По‑моему, у обвинения дела плохи.

– Да, половина обвинительного заключения рухнула, – согласился Бульдозер. – Но вторая половина прочно стоит. Бьемся об заклад на бутылку виски?

Рея поскребла в затылке и хитро глянула на Мартина Бека, но тот отрицательно покачал головой.

– Бутылка виски, – продолжал соблазнять Бульдозер.

– Нет, – ответил Мартин Бек.

Рея наклонила голову набок, словно собираясь что‑то сказать. Но в эту минуту было объявлено, что судебное заседание возобновляется, и Бульдозер Ульссон побежал в зал.

Защитник пригласил своего последнего свидетеля, учительницу домоводства Хеди‑Марию Вирен, загорелую женщину лет пятидесяти. Странно было видеть такой загар в краю, где даже погода, казалось, участвовала в заговоре против несчастных аборигенов. И Рокотун первым делом спросил:

– Откуда у вас такой загар?

– Канарские острова, – последовал лаконичный ответ.

– Из личной характеристики, с которой всем вам еще предстоит ознакомиться, явствует, что Ребекка Люнд – знаю, знаю, что она Линд, но я страдаю недугом, который никогда не поражал и, уверен, не поразит обвинителя. А именно, фантазией и способностью проникать в мир заветных чувств и мыслей другого человека.

– Это что же, проявление фантазии – говорить Люнд вместо Линд? – осведомился Бульдозер, обмахиваясь галстуком. – Или признак умения проникать в мир заветных чувств другого человека?

– Лучше уж я задам прокурору один вопрос, – откликнулся Рокотун. – Известно ли господину Ульссону, где сейчас находится четырехмесячная дочь Ребекки Линд?

– Откуда мне знать, – ответил Бульдозер. – Для этого у нас есть отдел охраны детей.

– Молодые родители обычно называют его отделом отравы детей.

Рокотун рассеянно закурил сигару.

Одиннадцать раз с нарастающей укоризной прокашлялся судья, прежде чем адвокат осознал свой проступок.