– Как же вы и с работой, и с ребенком управлялись? – спросила Оса.

Мартин Бек слушал, попивая чай.

– Так и управлялся. Когда она была совсем маленькая, брал ее с собой. Как в школу пошла, до вечера сама о себе заботилась. Не ахти какое воспитание, конечно, да что было делать.

Он отхлебнул чая и с горечью произнес:

– Вот и вышло то, что вышло.

– Когда вы переехали сюда, в Юрсхольм?

– Это место я получил десять лет назад. За этот вот сад – бесплатная квартира. Взял я еще несколько садов, уже для заработка, выходило прилично. Думал, что и Кики здесь будет хорошо – и школа получше, и окружение, дети из культурных семей. Да только не сладко ей приходилось. У всех товарищей по классу богатые родители, роскошные дачи, и она стыдилась нашего дома, никогда не приводила подруг.

– У Петрусов дочь примерно в том же возрасте. Какие у них были взаимоотношения? Как‑никак соседи.

Хелльстрём пожал плечами.

– Даже в одном классе учились. Но вне школы не встречались. Дочь Петрусов смотрела на Кики сверху вниз. Да и вся их семья так смотрела.

– Вы были также шофером у Петруса?

– Собственно, это не входило в мои обязанности, но я часто возил его. Когда они сюда переехали и наняли меня садовником, о месте шофера речи не было. Только приплачивали за то, чтобы следил за их машинами.

– Куда вы возили директора Петруса?

– В город – в его контору и другие учреждения. Иногда на приемы.

– И в Рутебру приходилось возить?

– Приходилось – раза три‑четыре.

– Какого мнения вы были о директоре Петрусе?

– Да никакого. Работодатель, и все тут.

Подумав, Оса спросила:

– Вы ведь шесть лет у него работали, верно? Хелльстрём кивнул.

– Около того. С тех пор, как они построили тут дачу.

– За это время, наверно, немало с ним переговорили. Хотя бы в машине.

Хелльстрём отрицательно покачал головой.

– В машине мы никогда не разговаривали. А так‑то речь шла все больше о саде.

– Вы знали, какие фильмы снимал директор Петрус?

– Я не видел его фильмов. В кино почти не хожу.

– Вы знали, что ваша дочь снималась в одной из его картин?

Он снова покачал головой.

– Нет.

Оса внимательно смотрела на него, но он отвел глаза. Потом спросил:

– В массовке, что ли?

– Она снималась в порнографическом фильме. Он быстро глянул на нее:

– Нет, я этого не знал.

Она продолжала смотреть на него. Подождав, сказала:

– Вы, должно быть, сильно привязаны к дочери. Сильнее, чем большинство отцов. И она к вам. Ведь у вас и у нее больше никого не было.

Хелльстрём кивнул.

– Да, только мы двое. Во всяком случае, пока она была маленькая, я жил только ею.

Он выпрямился, закурил новую сигарету.

– Но теперь она взрослая, сама себе хозяйка. Я больше не собираюсь вмешиваться в ее жизнь.

– Что вы делали в то утро, когда был убит директор Петрус?

– Работал здесь, надо полагать.

– Вы ведь знаете, о каком дне идет речь, это было в четверг шестого июня.

– Я редко отсюда отлучаюсь, и мой рабочий день начинается рано. Должно быть, и тот четверг ничем не отличался от других дней.

– Кто‑нибудь может подтвердить, что вы были здесь? Скажем, кто‑нибудь из ваших работодателей?

– Не знаю. У меня ведь такая работа, самостоятельная. Делай, что положено, а когда делаешь, роли не играет. Но обычно я приступаю около восьми. – Помолчав, он добавил: – Я его не убивал.