— Мне нужны лекарства, — просит арестант в одной камере.

— А мне — теплые вещи, — говорит другой, кстати, в звании полковника. И объясняет: — Я пришел на апелляцию по своему делу — судья заменила условный срок реальным. Не ожидал, что такое может случиться, потому с собой ничего не взял.

— Мне бы белье нижнее, — замечает его сосед. — Арестовали в чем есть, даже трусов нет на смену.

— Матрас очень тонкий, а у меня спина больная.

— У меня эпилепсия, запросите медицинские документы из СИЗО № 3, где был до этого. Мне срочно нужны лекарства. И ребро у меня болит: повредили при задержании.

— Капли в нос выдайте, умоляю, а то дышать не могу!

— Зуб болит — мне бы обезболивающее. К стоматологу, как сказали, вывести смогут не скоро. Вот мне бы продержаться.

Очередная просьба в очередной камере. Все, в общем, как обычно.

Сопровождающие нас сотрудники записывают все обращения, которые меж тем всё сыплются и сыплются. Девушка-медик подключается к нашей проверке.

С членами ОНК сотрудники ФСИН всегда реагируют на обращения быстрее. При нас заключенные не стесняются и не боятся рассказывать о своих проблемах.

— Я побывал уже в двух десятках камер — везде меня били сокамерники, не давали спать ни днем, ни ночью. — бросается к нам навстречу со слезами очередной арестант, назовем его Юрий. У него нехорошая 132-я статья УК: «Насильственные действия сексуального характера». Таких как он арестантский люд не любит, и потому мы всегда просим сотрудников сажать их отдельно. Но тут то ли проглядели, то ли он сам боялся жаловаться. В общем, Юрий в день нашего визита жаловался на соседа, подозреваемого в серии грабежей. У того устрашающий вид: на шее татуировка в виде колючей проволоки, на голове — скорпион.

— Он мне все время угрожает! — заявляет Юрий.

Сосед стоит рядом — все слышит, ухмыляется.

Видно, что Юрий на грани: может случиться что-то непоправимое. Просим, чтобы их срочно расселили.

Карантинные камеры все до единой обошли. Направляемся в больничный корпус.

В коридоре встречаем хозотрядника, толкающего инвалидную коляску. В ней сидит худющий 63-летний Виктор Филиппов. Несколько дней назад у него отказали ноги. Сокамерники таскали его по камере, как он выражается, волоком до туалета и обратно.

— На больничку два дня назад его принесли на носилках, — говорит сотрудник. — Что с ним делать?

— Какая статья? — спрашиваю я.

— 158-я, «Кража», — едва шевелит губами Филиппов.

— Свяжитесь с его следователем, расскажите про ситуацию — может, смилостивится и заменит ему арест на подписку, все-таки статья не тяжелая, не насильственная, — предлагаю сотрудникам. Им идея кажется правильной, обещают так и сделать.

В первой же палате-камере к нам обращается пожилой заключенный — 66-летний Василий Клепалов. Он гендиректор Нижегородского авиационного сообщества, арестован по подозрению в том, что дал взятку сотруднику Минпромторга за разрешение на поставку продукции в Азербайджан.

— Три операции на сердце, вырезаны органы. — перечисляет он.

Виновен или нет — разберется суд, но зачем такого больного держать в СИЗО?

В соседней палате-камере сидит — точнее, лежит — «собрат по несчастью»: гендиректор научнопроизводственного предприятия «Исток» 62-летний Александр Борисов. Ему вменятся мошенничество. И снова — не убийца, не насильник, не грабитель, мог бы быть под домашним арестом или подпиской с учетом его заболевания.

— Лейкемия, — тихо говорит он.