Сидит в офисе, но на большие дела выходит сам. А это, несомненно, большое дело. Нет, не нравится он ей. Дей права – действительно морф.
Рейчел давно разделила всех агентов Поведенческого управления на два типа. Первый она именовала морфами. Они сродни тем, за кем охотятся: скользкие и бесстрастные. Как и серийные убийцы, они переходят от одного дела к другому, наплевав на такие понятия, как ужас и зло, подлинную природу которых они не знают и знать не хотят. Рейчел называла их морфами, потому что такие агенты взваливают на себя тяжесть расследования, каким-то образом абстрагируясь от происходящего. Раскопки, в ходе которых обнаруживаются трупы один за другим? Нет, прекрасный пейзаж, превосходящий скучные городские виды Квонтико!
Эмпаты – второй тип – заслужили свое прозвище тем, что осознают и переживают весь ужас происходящего. А ужас превращается в огонь, сжигающий их. Они анализируют, делают выводы, словом, выполняют свою работу, гонимые этим чувством. В глазах Рейчел они были высшей лигой агентов-профессионалов, ибо делали все возможное и невозможное, чтобы поймать преступника.
Хотя для здоровья, конечно, лучше быть морфом. Идешь себе налегке, без лишнего багажа. В кабинетах Поведенческого управления витают призраки эмпатов – агентов, сошедших с дистанции, людей, для которых бремя оказалось слишком велико. Агентов вроде Джэнет Ньюкомб, которая сунула в рот дуло пистолета, или Джона Фентона, который направил свой автомобиль в никуда, или Терри Маккалеба, который в буквальном смысле отдал работе сердце. Рейчел помнила их всех. Но прежде всего она помнила Боба Бэкуса – воплощение морфизма, агента, бывшего охотником и дичью одновременно.
– Это Брасс Доран звонила, – пояснил Алперт. – Привет передает.
– Так она вернулась в Квонтико?
– Ну да, у нее что-то вроде агорафобии – боязни открытого пространства. Но она по-прежнему в нашей команде – только на другой стороне площадки. Ладно, к делу. Насколько я понимаю, агент Уоллинг, вы отдаете себе отчет в происходящем. Ситуация щекотливая. Мы рады вам, но не забывайте – вы здесь просто наблюдатель и, возможно, свидетель.
Этот сугубо официальный тон пришелся Рейчел не по душе. Ясно – ее держат на расстоянии.
– Свидетель? – переспросила она.
– Возможно, вы нам что-нибудь подскажете. Вы ведь были знакомы с этим типом, а большинство из наших, когда провалилось дело Бэкуса, гонялись по улицам за грабителями банков. Я пришел в управление сразу после вашего прокола. После того, как ребята из отдела профессиональной ответственности все прочесали. Черри – одна из немногих, кто остался с тех времен.
– Моего прокола?
– Вы понимаете, о чем я.
– Я могу взглянуть на раскопки? Хотелось бы увидеть, что вы там нарыли.
– Черри вас проводит, хотя особо там смотреть не на что, разве что на сегодняшнюю добычу.
«Сказано в духе истинного морфа», – с неприязнью подумала Рейчел и, повернувшись к Черри, поймала сочувственный взгляд.
– Но сначала хотелось бы предупредить вас еще кое о чем.
О чем именно, Рейчел догадывалась, однако промолчала, позволяя Алперту высказаться. Он подошел к двери и ткнул пальцем в сторону грузовика. Рейчел посмотрела в том направлении, но ничего, кроме далеких горных кряжей, не увидела.
– Отсюда не видно, – пояснил Алперт, – но на земле выложено полотнище, на котором большими буквами написано: «Идут съемки. Полеты запрещены. Не шуметь». Это на тот случай, если кто заинтересуется, откуда появились палатки и фургоны. Неплохая идея, а? Съемочная группа приехала со своим оборудованием. Никто посторонний не сунется.
– Ну и к чему вы клоните?
– К чему клоню? Да к тому, что мы прикрыли это дело плотной завесой, понимаете?
– Вы что же, намекаете, будто я могу проболтаться журналистам?
– Отнюдь. |