— Можешь сходить… — начал было мастер Креп, но вдруг громогласно засмеялся. — Парень, ты же Вагус Сумбонт со стороны-то не видел ни разу!

— Как это? — немного удивился я. — Мастер Креп, я же подходил, и с вами из Камелодуна…

— Я про целый, готовый к полёту. Ну ладно, посмотришь на стоянке через неделю, — перестал веселиться мастер. — А сейчас пойдем, попрощаемся с родным городом, — поманил он меня рукой, идя к выходу из Котельной.

Я с некоторым недоумением последовал за ним. И проведя меня через череду переходов и проходов, мастер вывел нас на… этакую открытую террасу-галерею, опоясывающую Воздушное Судно в нижней трети. Я эту галерею и не видел, видимо — собрали за последние сутки. И округлая рубка, вознесённая овалом над кораблём, полностью из стекла (ну, в той части что с нашей галереи была видна) — тоже была смонтирована в эти сутки.

Но бросив взгляд на видимую часть корабля, я уставился на исчезающий далеко внизу Камулодун. Ну, с высоты я его первый раз в жизни видел, но судя по завиткам рек — он. Да и не могло ничем иным многоцветное пятно посреди зелёных полей и холмов быть. И башня Академии Всех Чудес видна, с такой высоты — совсем не такая грандиозная, как казалась. И даже море голубело на горизонте…

В общем — зрелище стоило того, чтобы на него посмотреть. И хоть и красиво стало, но и грустно и тревожно: мысли вроде “а увижу ли я Камулодун когда-нибудь?” появились, да и понимание, что я родной город не знал совсем, а вот уже покидаю… Впрочем — мысли не слишком разумные, недостойные джентльмена и механика. И увижу, и узнаю, и точка!

11. Грань Нома

А через четверть часа мы вернулись в Котельную. Оставлять её без присмотре в полёте не стоило, а оставлять гоблинов в Котельной без присмотра — не стоило многократно. И начались для меня дни работы и учёбы. Глупые (а может, и не очень, но сделать всё равно ничего не могу, так что глупые) мысли о “незавидной доле” и “недолгой жизни” вольника из головы вымело делами. И связанными не только с Котельной: там всё понятно, да даже мастер Креп ворчал в бороду “сносно”. Основным источником если не неприятностей, то необходимости держать всё под контролем были гоблины. И, кстати, наглядно подтверждали некоторые высказывания-наблюдения мастера Крепа, да и частично — изученное в Приюте. Ну, в том смысле, что раб — это не свободные руки и свободное время, а куча сил, времени и внимания, чтобы за ним приглядывать. То есть не только “плохо”, хотя в последнем меня ситуация в Котельной несколько поколебала: гоблины были… “метнолитетно” рабами, не видели и не ощущали в своей доле ничего дурного. А свободу полагали страшнейшим наказанием, как бы дико нам это ни казалось.

Так вот, рабство наглядно оказалось не столько дурным, сколько очень беспокойным для “рабовладельца”. И как выплыло из памяти, “экономическая нецелесообразность” просто проглядывала: если разумный — “не раб” в голове, самостоятельный, умный, так он будет со всей силой своего ума и самостоятельности саботажничать, противиться рабской доле, то есть просто загубит порученное ему дело. Или самоубьётся с разрушительными последствиями и в знак протеста. Что в целом — дурно, но в ситуации порабощения понимаемо. Ну и выходит порабощение свободного разумом — нецелесообразно, как понятно. Но и с “рабами в голове”, типа гоблинов, ситуация не радужная. Постоянные проверки и контроль, указания и всё такое.

Я вообще, задумавшись, пришёл к выводу, что между гоблинами и Крепом есть некий негласный договор. Ну и со мной он есть, как с представителем мастера, но не суть. То есть ушастые “отдают свободу” за “принятие за них решений”.