Изменить размер шрифта - +

Я буду горбиться, а ты

Останешься таким же стройным…

 

Волос полуденная тень

Склоненная к моим сединам.

Ровесник мой, год в год, день в день —

Мне постепенно станешь сыном…

 

Нам вместе было тридцать шесть,

Прелестная мы были пара!

И кажется — надежда есть —

Что всё-таки — не буду старой!

 

Троицын день 1921 г.

 

(не вошедшие в Разлуку)

 

Дорогой С. М.

 

Сейчас я пережила один из самых сильных страхов моей жизни (исключая страх за чужую жизнь) — и по Вашему поводу. Все эти дни я была занята, не переписывала, совесть грызла, точно я совершаю низость, наконец сегодня, в 3 ч. ночи, докончив большое письмо Але — сажусь. Первое слово на белой равнине листа — и сразу облегчение. Переписывала с 3 ч. до 51/2 ч. — пять страниц. Совсем светло. Радуюсь, что 5 страниц и что восход — и вдруг: где же I глава? Странно, что-то давно не вижу. Раскрываю одну папку — нет, другую — нет, перерываю шкаф от письменного стола — нет, книжный шкафчик — нет, все книги на книжном шкафу — нет, постепенно леденею. Роюсь — уже безнадежно — в валиках кресла — нет, и сразу: «Ну да, конечно, — это Бог меня наказал за то, что я не переписывала и — с детства привычка — трижды: „St. Antoine de Padoue, faites-moi trouver ce que j’ai perdu…“» 

 

И снова: стол, шкафы, вышки шкафов, папка, кресло, отодвигаю диван, ищу под подушкой — нет, нет и нет. И: никогда не поверит, что я только сегодня хватилась, уверен будет, что я нарочно затягивала переписку, чтобы дольше не сказать… Но что же я скажу? — Потеряла? — Но она в комнате. — Исчезла? — Он не верит в чудеса, да и я не верю. Да и как такую вещь сказать, каким голосом?

 

Вы никогда не поймете моего тихого ужаса. Если когда-нибудь теряли доверенную Вам рукопись — поймете, иначе — нет.

 

Сейчас 8 ч., я только что нашла. Чувство как после страшного сна, еще не верится.

 

Держу, прижав к груди.

 

Божья Матерь Казанская, спасибо!

 

(В тексте Б. М. К. Я. С. П. — расшифровала.)

 

Магдалина! На волю!

Смердит подполье!

 

     Мутна вода!

Совесть просит и молит, а честь тверда:

Честь берет города.

 

Совесть в ножки бросается, бьет челом,

Лебезит червем…

 

Знаю исход:

     Восход.

 

15-го июня 1921 г.

 

Мне помнится: за       лосем

Бег —

Длинноволосым я и прямоносым

Германцем — славила богов.

 

(Перечень стихов Разлуки, кончая Ростком серебряным.)

 

Еще в дверях рассказываю С. М., что столько-то дней не переписывала — и почему не переписывала. — «С. М., Вы на меня очень сердитесь?»

 

Он, перебирая бахрому кресла, тихо:

 

— «Как я могу?.. Это было такое прекрасное цветение души…»

 

С. М. В.

 

— Ваш отец застал февральскую Революцию?

 

— Нет, только Государственную Думу. (Пауза.) Но с него и этого было достаточно.

 

(с хищной улыбкой, змеиной)

 

Говоря об алфавитном указателе имен в конце Мемуаров:

 

— То же наверное ощущает мать, когда моет своему ребенку зубы.

Быстрый переход