То, что скажу, запишу и привезу Вам. Привезу Вам и Алю.

Кончаю — как Аля кончает письма к отцу:

Целую и низко кланяюсь.

МЦ.

Луна несет с собой пустыню.

Ночь — жертвенная, стихия совести. Стояние над могилой: мало любил!

Не надо работать над стихами, надо чтоб стих над тобой (в тебе!) работал.

Высокодышащая грудь земли.

Ветер потерь.

(Пласты Саула. Стих к Маяковскому — тот, что в Ремесле — очевидно в благодарность за Ахматову.)

Не обольстись личиною спокойной:

Я Ревность, зажигающая войны.

Не доверяй потупленной рабе:

Лишь в первый день служанка я тебе!

Еще              угождаю,

А уж родные шепчутся: чужая!

Уже звонят во все колокола —

А я еще очей не подняла!

А подняла —

Что не узнал троянскую проказу?

Если я на тебя смотрю, это не значит, что я тебя вижу!

(Я — всем.)

12-го русского сентября 1921 г.

Если я на тебя смотрю, это значит, что я тебя не вижу, — видела бы (доходило бы до сознания) — не смотрела бы. (1932 г.)

На людей я смотрю только глубоко задумавшись, т. е. ничего не видя: т. е. совершенно бессмысленно, безмысленно, именно как бык на новые ворота.

Ничего не видя, но всё-таки смутно отвращаясь как никогда не отвращаюсь от телеграфного столба или острия колокольни. Быстро отвращаясь (просыпаясь).

(1932 г.)

Аля: — Марина! Скажите мне какого-нб. художника, который рисовал каррикатуры.

Я, неуверенно: — Гойя?

— Марина, если бы Гойя прошел по этим улицам и видел озабоченность, с какой здесь везут тележку с пайком и беспечность, с какой везут гроб с покойником!

Революция уничтожила в русской орфографии женский род: райские розы. Равноправие, т. е. будь мужчиной — или совсем не будь!

Аля: — Марина, я иногда люблю вдыхать запах до крайности, пока что-нб. насильно не оторвет.

Сегодня была минута, когда у меня на спине (горбу) сидели три кошки: сначала Грэгори, потом присоединился Лемур и, наконец — Хитý. И все — сами! К моему великому ужасу, ибо еще секунда — и я осталась без глаз. (Со спины естественно перешли повсюду: ожерельем.)

Дурак, вошедший бы в эту минуту, назвал бы это стилизацией, еще бóльший дурак — стилем. (Как Ш-ро, напр., узнавший, что я ем одни бобы — NB! последнее в пайке, ибо всё остальное пожирается и отдается сразу — сказал, что это «стильно».) А я называю — напастью. Кошки меня изумительно любят (чуют мою беспомощность, неумение вовремя сбросить).

Около 15-го русского сентября 1921 г.

Аля 18-го русского сентября 1921 г.

— Марина! Какое блаженство — быть кошкой и любимой!

— Марина! А у советских работников — бог обедов?

(В ответ на мои стихи:

Бью крылом

Богу побегов) 

(Ряд стихов «Ханский полон».)

Аля, мне:

— Вы похожи на фантастические фигуры в моей азбуке: икс-игрек!

(Я в Сережиной куртке — и шали.