– Нет, мистер Куэйл, – решительно заявила я. – В Галдонге такая вещь использовалась для того, чтобы погрузить прорицательницу в транс. Я не желаю подвергаться месмерическому воздействию, или как это там называется.

– Месмерическому? – Он провел рукой по редким серебристым волосам, и на его лице отразилось презрение. – Франц Месмер был невежественным шарлатаном, новичком, который… – Он остановился, пожал плечами и сделал вялый жест в сторону чаши. – Однако продолжим. Это всего лишь средство активизации памяти. Мне интересно побольше узнать о Чома-Ла, и я полагаю, что вы можете знать больше, чем вам удается припомнить. Черная жидкость помогает разуму сосредоточиться, а это, в свою очередь, создает условия для того, чтобы с помощью правильно поставленных вопросов открыть двери памяти. Это простая научная процедура и совершенно безвредная.

Я удивленно вытаращила глаза.

– Научная?

– О да, – мягко сказал он. – О да, Джейни, научная. Что бы там ни говорили узколобые дураки, которые пишут учебники.

Я встала, сердце бешено колотилось.

– А Элинор тоже этим занимается? Вы заставляли ее смотреть в чашу?

Его глаза стали совершенно безжизненными, и я почувствовала, что, кажется, вся сжимаюсь под его взглядом, но заставляла себя выдерживать наваливающееся напряжение, несмотря на то, что лоб покрылся потом.

– Вы позволяете себе дерзости, – проговорил он наконец. – Что делает моя жена, вас совершенно не касается. Будьте любезны, возьмите чашу.

Я отрицательно покачала головой.

– Не хочу вас обидеть, но я не намерена этого делать. Ненавижу подобные вещи. Мне не нравится, когда люди впадают в транс, предсказывают будущее или совершают нечто, представляющееся магическим. Я насмотрелась всего этого во время жизни в Смон Тьанге и считаю подобные занятия нездоровыми и отвратительными.

Вернон Куэйл слегка пожал плечами.

– Я, по-видимому, переоценил ваш интеллект. Хорошо, я не буду настаивать.

Подойдя к двери, я задержалась, пытаясь найти какой-нибудь приличный ответ, но не смогла. Извиняться за свой отказ я решительно не собиралась.

В последующие дни я ожидала, что Вернон Куэйл начнет проявлять ко мне враждебность, но его поведение ничуть не изменилось. Он по большей части по-прежнему игнорировал мое присутствие так же, как игнорировал присутствие других людей, но не с явной грубостью, а словно не замечая ничего происходящего вокруг.

Я стала ненавидеть этого человека. Пусть это было дурно, но я ничего не могла с собой поделать. Не оставалось сомнений, что каким-то образом он обрел абсолютную власть над Элинор, заключив ее сознание в оковы, от которых она была не в силах освободиться. Я слышала о месмеризме и гипнозе, но знала о них всего лишь то, что с их помощью человека погружают в транс. Возможно, подчинение Элинор происходило постепенно, во время тех долгих недель, что она провела в Греции перед тем, как выйти замуж. Однако не вызывает сомнений, что именно Вернон Куэйл – виновник происшедших в ней изменений. Стоило мне вспомнить Элинор такой, какой я увидела ее, придя в "Приют кречета", – сильной, энергичной, веселой, всегда готовой вступить в борьбу, импульсивной, отзывчивой, любящей, – как меня захлестывала ненависть к человеку, превратившему ее в пустую оболочку.

Не знаю, решил ли Вернон Куэйл избавиться от меня потому, что я отказалась подчиниться ему в "Круглой комнате", или потому, что чувствовал мою ненависть. Удар был нанесен однажды вечером, когда после ужина я уговорила Элинор сыграть со мной на лужайке в крикет. Дело было в конце августа, заходящее солнце касалось на западе верхушек деревьев. Вернон Куэйл вышел из дому и, как всегда, медленно и заложив руки за спину, двинулся через лужайку туда, где стояла я, наблюдая за Элинор, готовившейся нанести удар.