Я взяла ее руку, не зная, что говорить, и чувствуя себя ужасно неловко.

– Но ведь он носил ваш талисман, – решилась я наконец. – И в нем есть огромная доброта. Когда я была больна, он обращался со мной необыкновенно бережно, леди Гэскуин.

– Значит, вы хорошо на него влияли, – сказала леди Гэскуин с печальной улыбкой. – Конечно, только глупая женщина вроде меня будет думать, что сын поймет, как мать за него беспокоится. Сыновья, полагаю, делаются не из этого теста. – Она глубоко вздохнула. – Простите, моя дорогая. Вероятно, я привожу вас в смущение своими разговорами.

– О, пожалуйста, не говорите так. Я очень вам сочувствую и была бы рада помочь, но не знаю как.

– Я хватаюсь за соломинку, Джейни. Позвольте мне объяснить. Когда Адам уехал, Чарлз заявил, что никогда не позволит ему вернуться к нам, и еще несколько месяцев назад мой муж оставался тверд, как скала. Я мирилась с таким положением целых десять лет. Из писем Адама я поняла, что он не предпримет попытки вернуться, если его не пригласит отец. Мне было тяжело это выносить, но я терпела до тех пор, пока время от времени получала какие-то известия от Адама или о нем. По крайней мере я знала, что он жив. Но уже три года у меня нет никаких сведений. Три года, Джейни.

– Леди Гэскуин, мне очень жаль. Я сама встревожена и огорчена вашими словами, но понимаю, что вам во сто крат тяжелее. Это из-за длительного молчания ваш муж… склонен смягчиться?

Она поднесла руку к горлу и с трудом проговорила:

– Нет, дорогая. Дело в том, что несколько недель назад врач, специалист с Харли-стрит, сказал ему, что у него тяжелая форма диабета, и он может умереть в ближайшие годы.

Я была потрясена до глубины души.

– О мой Боже! О Господи, я не знаю, что делать, леди Гэскуин. Какое горе, какое горе!

– Спасибо, Джейни. Думаю, приближение смерти заставило Чарлза понять, как многое было упущено в его и моей жизни из-за бессмысленных ссор и глупой гордости. Ведь Адам не только мой сын, он сын и Чарлза. Мой муж всегда скрывал свои чувства, но я не сомневаюсь, что после ухода Адама он нередко ощущал ту же пустоту, что и я.

– А сейчас он хочет найти Адама? Хочет попросить его вернуться?

– Да. Чтобы я не была совсем одна… когда придет время. Но и ради себя самого тоже. Он хочет помириться с Адамом. Когда мы узнали про вас, Джейни, когда нам рассказали вашу историю, Чарлз подумал, что, может быть, в те долгие дни пути по пустынным перевалам и горам Адам разговаривал с вами так, как не стал бы разговаривать ни с кем из взрослых. Возможно, он произносил вслух свои мысли и планы на будущее, считая, что вы все равно ничего не поймете.

Я покачала головой.

– Нет, он ничего о себе не рассказывал. Однажды я спросила его про медальон, и он ответил, что его дала ему леди. Я не знала, что он имеет в виду вас, свою мать. Это все.

– Я рада, что он его носил, – тихо сказала она. – Должно быть, он для него что-то значил. Мы посылали агентов по розыску и в Америку, и на Карибское море в надежде найти кого-нибудь, кто его там знал или вел с ними дела и мог бы сообщить, что он собирался делать дальше, куда ехать, однако все напрасно. Впечатление такое, что он…. просто исчез. – Она вынула из кармана носовой платок и вытерла глаза. – Джейни, я цепляюсь за любую соломинку. Вы сделаете для меня одну вещь?

– Все, что смогу, леди Гэскуин.

– Пожалуйста, потратьте сегодня немного времени на мысленное возвращение к тем событиям, на воспоминания о вашем путешествии с Адамом, а завтра позвольте мне вновь прийти и встретиться с вами.