Когда его скрутили, появился Йанг‑Йовил.

– Что все это значит?! – рявкнул он. – Я приказал, чтобы мисс Уэднесбери работала в абсолютной тишине.

– Йовил! – закричал Банни.

– Кто это?

– Секретарь Шеффилда.

– Что?.. Банни?

– Фойл! – взвыл Банни. – Гулли Фойл!

Йанг‑Йовил покрыл разделявшие их пятьдесят футов ровно за одну и шестьдесят шесть сотых секунды.

– Что – Фойл?!

– Он у Шеффилда.

– Когда?

– Полчаса назад.

– Почему тот его сюда не привел?

– Не знаю… кажется… он агент ВС…

– Почему не пришли сразу?

– Шеффилд джантировал с Фойлом… Нокаутировал его и исчез. Я искал. Повсюду. Джантировал в пятьдесят мест за двадцать минут…

– Любитель! – презрительно воскликнул Йанг‑Йовил. – Почему вы не предоставили это профессионалам?

– И все‑таки я нашел их.

– Нашли! Где?

– Собор Святого Патрика. Шеффилду нужен… Но Йанг‑Йовил крутанулся на каблуках и уже бежал по коридору с криком: – Робин! Робин! Остановись! В этот миг его уши заложило грохотом взрыва.

Глава 15

Как разбегающиеся круги на воде, распространялись Идея и Воля, ширились и ширились, выискивая, нащупывая и спуская чувствительный субатомный курок ПирЕ. Мысль находила частички, пыль, дым, пар, молекулы. Воля и Идея концентрировали их.

В Сицилии, где д‑р Франко Торре до изнеможения бился, пытаясь раскрыть секрет одного кусочка ПирЕ осадки и отстой из лаборатории по дренажной трубе попадали в море. Много месяцев течения разносили их в разные стороны. В конце концов морская поверхность сгорбилась, колоссальные массы воды вознеслись на пятьдесят футов и покатили по их следам, на северо‑восток к Сардинии и на юго‑запад к Триполи. В микросекунду все Средиземноморье оказалось во власти гигантского водяного червя, обвившегося вокруг островов Панталлерия, Лампедуза, Линоза и Мальта.

Какие‑то милиграммы были сожжены, ушли в трубу вместе с дымом и паром и продрейфовали сотни миль, прежде чем осесть. Эти частички заявили о себе в Марокко, Алжире, Ливии и Греции слепящими точечными взрывами, невероятной кратности и мощности. Другие, еще блуждающие в стратосфере, обнаружили себя, засверкав дневными звездами.

В Техасе, где над ПирЕ безрезультатно бился профессор Джон Мантли, большая часть отходов попала в выработанную нефтяную скважину, используемую для хранения радиоактивных отбросов. ПирЕ просочился в водозаборник и медленно распространился по площади около десяти квадратных миль. Десять квадратных миль техасских квартир взлетели на воздух. Большое скрытое месторождение газа нашло, наконец, выход наружу и с ревом устремилось на поверхность. Там искры от летящих камней воспламенили его и превратили в беснующийся факел в две сотни футов высотой.

Миллиграмм ПирЕ отложился на кружке фильтровальной бумаги, давным‑давно смятой, выброшенной и забытой. Переработанная вместе с макулатурой, она попала в форму для гарта и уничтожила целиком вечерний тираж «Глазго Обсервер». Частичка ПирЕ осела на лабораторном халате, переработанном в тряпичную бумагу, и развеяла на молекулы благодарственную записку, написанную леди Шрапнель, а заодно и тонну ее почты.

Манжет рубашки, ненароком оказавшийся в кислотном растворе ПирЕ и много месяцев назад выкинутый хозяином вместе с рубашкой, в одно мгновение оторвал руку джек‑джантера. Миллионная доля грамма ПирЕ, оставшаяся на хрустальной лабораторной посуде для выпаривания, используемой в качестве пепельницы, в мановение ока сожгла кабинет некоего Бейкера – торговца уродами и поставщика чудовищ.