Тодд выжидает, когда она трижды скажет «алло», и только потом здоровается.

– Ты что, извращенец? – спрашивает Наташа.

– Так и есть, – соглашается он.

– Ты же знаешь, что у меня определитель номера.

Тодд решает, что в следующий раз позвонит с автомата.

Поручив свой «Порш» лакею, он входит в фойе «Дрейк Хоутел». Дин Ковакс уже здесь, в баре. Этот винтажный ночной клуб с кожаными креслами цвета бургундского вина, сверкающим деревом и старосветской мужской изысканностью – все равно что второй дом, комфортный и соблазнительный. Сейчас он буквально ломится от желающих отдохнуть после работы, лирический шум голосов то нарастает, то стихает. Тодд пробирается к Дину, похлопывает его по спине и садится на свободный стул слева от него, тоже больше походящий на кресло.

– Привет, дружище, – говорит Дин, делая последний глоток бочкового пива. – Я тут начал без тебя.

– Ах ты старый подлец. На шаг впереди меня.

– Я всегда был на шаг впереди тебя, дружище, – он машет рукой бармену и показывает два пальца.

Дин набрал вес и теперь, с круглым лицом и двойным подбородком, стал походить на ребенка с пухлыми щечками. На нем легкий синий костюм, не требующая глажки рубашка, края которой расходятся на пузе, хотя не видно ничего более страшного, чем чистая белая майка. Галстук он снял и убрал в нагрудный карман пиджака. Последние двенадцать лет Дин руководит отделом сбыта компании, производящей пластмассу, и весьма доволен своей работой.

Бармен ставит перед ними две кружки пива. Тодд жадно делает большой глоток, потом вытирает пену с губ тыльной стороной ладони. Он так устал после тренировки, что хочется просто расслабиться, впитывая алкоголь и атмосферу бара. Дин – продавец по природе своей, так что Тодду достаточно лишь спросить о выручке, и его будет уже не остановить. «Когда мы виделись последний раз, у нас был спад», – друг заглатывает наживку и начинает рассуждать об удельном весе на рынке, конкурентоспособности, и Тодд может отдыхать, слушая вполуха. Ему было бы интереснее узнать о продукции и развитии компании – даже про пластмассу можно сказать много любопытного, – но Дина вдохновляют цели, квоты, доходы и перспективы.

Тодд с Дином видятся два-три раза в год. Встречи всегда назначает Дин, Тодд и сам мог бы это делать, но Дин уже взял инициативу на себя. Сейчас они живут в разных мирах, но прошлое связало их накрепко. Они выросли на юго-западе Эшбурна, вместе учились в «Боуган-хай», играли в хоккей, накуривались, вместе потеряли девственность. Последнее произошло на двойном свидании в фургончике родителей Дина. После одной-двух кружек у него непременно всплывает эта тема. Для Дина большое значение имеет их опыт одновременного семяизвержения, тот факт, что он слышал, как Тодд прошел обряд мужской инициации, и что был рядом, когда это случилось и с ним самим. Тодд тоже это ценит, но ему не хотелось бы, чтобы об этом узнали все посетители бара. Поэтому пока дело до этого не дошло, он просит меню, чтобы отвлечь Дина заказом ужина.

После бургеров они переходят с пива на крепкий алкоголь, и тут Дин принимается за воскрешение своей жены, умершей десять лет назад.

– И не вздумай говорить, что это была не лучшая женщина, о которой только может мечтать мужчина, – говорит Дин. – Такая встречается раз в жизни. – Чтобы подчеркнуть важность сказанного, он распрямляет спину и начинает невпопад качать головой, как шарнирная кукла. – Всего раз, – повторяет он, принимаясь постукивать по столу костяшками пальцев. – Да и то если повезет.

– Она была хорошей женщиной.

– Черт, да она была богиней , – отвечает Дин, – я, блин, ее боготворил.