Например, котёнка в передней, сидящего в тапке. Запаха с кухни, к которому он всегда принюхивался в квартире Рябинина. Весёлой телефонной болтовни ни о чём. Брошенных вещей — например, женского халата — на белую тахту. Прихода соседки за луком или за этой… сокоотжималкой. Голоса на кухне, смеха в комнате, разговора в передней…

Петельников усмехнулся, в третий раз принимаясь за жалобу гражданки Цвелодубовой.

В дверь постучали. Это сожитель, Семенихин. Он вошёл с неохотой и садился на стул долго, укрепляясь:

— Инспектор, у меня время не казённое.

— А у меня казённое.

На Семенихине был сносный костюм и вроде бы серая рубашка, но Петельникову казалось, что под пиджаком одна майка. Видимо, и бритвой он сегодня поработал, но щёки землисто темнели, как у людей, которые бреются от случая к случаю. Наверняка он сегодня не пил, но далёкий запах спиртов витал где-то рядом.

— Семенихин, что-то не верится, что у тебя своя машина…

— Из-за внешнего вида?

— Хотя бы.

— А я всё машине и отдаю. И деньги, и время.

— Ну, а детям? Трое ведь.

— Моих только двое.

— А чей же третий?

— Аист принёс.

— Какой аист?

— Петька, водопроводчик из жилконторы.

— Ну, это с женой разбирайся, а воспитывать обязан всех.

— Что ж… У меня к ним отношение матерное.

— Это к детям-то?

— Вроде как у матери, — объяснил Семенихин, оглядывая куртку, рубашку и галстук инспектора.

Петельникову хотелось спросить этого тусклого мужчину, для чего он завёл троих детей. От любви к ним, по требованию жены, для увеличения народонаселения, или они сами завелись? Но для интересных разговоров времени не было — инспектор ждал звонка Леденцова, идущего по городу своими оперативными путями.

— Семенихин, третьего сентября возил Дыкину?

— Говорит, довези последний раз до перекрёстка и прощай.

— Как прощай?

— Всё, любовь накрылась.

— Ну, и?..

— Довёз. С того дня не виделись.

— А почему именно с третьего?

— Еёная блажь.

Нет, не «еёная блажь». Третьего сентября она украла ребёнка, и этот потрёпанный Семенихин стал ей не нужен.

— Свидетель говорит, что ты её ждал?

— Постоял маленько. Вижу, она на той стороне улицы топчется, тоже вроде бы кого-то ждёт. Я и уехал.

Второй день пустопорожних разговоров. Нет, кое-что из этого разговора добыто: третьего сентября Дыкина была на перекрёстке и третьего сентября Дыкина прогнала любовника. Доказательства? Тонкие, как паутинка.

— А почему у неё нет детей?

— От кого ж?

— Ну, хотя бы от тебя.

— Так бы я и допустил. У меня своих хватает.

— Она хоть о детях говорила, думала, мечтала?

— Откуда мне знать, о чём она мечтала…

Инспектор обескураженно умолк. Ему захотелось вцепиться в шиворот Семенихина и трясти его до тех пор, пока не вытрясутся ёмкие слова о том человеке, которого этот автолюбитель знал три года. Да он, наверное, и жену-то свою не знает, и детей-то толком не помнит.

— С кем она дружит?

— Говорил уже, с Катюхой.

Катюху инспектор проверил. Наверняка у Дыкиной есть хорошая приятельница. Может быть, теперь весь розыск сводится к её отысканию, потому что там спрятан ребёнок. Но Семенихин ничего не знал.

— Инспектор, жена про Дыкину не узнает?

— Нет, но у меня есть совет.