|
Бусинка опиума тихонько пузырилась, когда я втягивал дым из трубки. Опытный курильщик может выкурить целую трубку разом, но мне приходилось затягиваться несколько раз. Я откинулся назад, подложив под шею кожаную подушку, пока Фуонг готовила мне вторую трубку. – Все ясно, как день. Пайл знает, что перед сном я выкуриваю несколько трубок, и не хочет меня беспокоить. Он придет утром. Игла снова погрузилась в отверстие, и я взял у Фуонг вторую трубку. Выкурив ее, я сказал: – Нечего волноваться. Не о чем беспокоиться. – Я отхлебнул чаю и положил руку на сгиб ее руки. – Хорошо, что у меня оставалось хоть это, когда ты от меня ушла. На улице д'Ормэ хорошая курильня. Сколько шуму поднимаем мы, европейцы, из за всякой ерунды. Зря ты живешь с человеком, который не курит, Фуонг. – Но он на мне женится. Теперь уже скоро. – Тогда, конечно, другое дело. – Приготовить тебе еще одну трубку? – Да. Интересно, останется она со мной, если Пайл так и не придет? Но я знал, что, когда я выкурю четыре трубки, Фуонг мне больше не будет нужна. Конечно, приятно чувствовать ее бедро рядом со своим, – она всегда спит на спине, – и, проснувшись утром, встретить новый день с трубкой, а не с самим собой. – Пайл сегодня уже не придет, – сказал я. – Оставайся здесь, Фуонг. Она протянула мне трубку и покачала головой. Когда я вдохнул опиум, мне стало безразлично, останется она или уйдет. – Почему Пайла нет? – спросила Фуонг. – Откуда я знаю? – Он пошел к генералу Тхе? – Понятия не имею. – Он сказал, что если не сможет с тобой поужинать, то придет сюда. – Не беспокойся. Он придет. Приготовь мне еще одну трубку. Когда она склонилась над огнем, я вспомнил стихи Бодлера: «Мое дитя, сестра моя…» Как там дальше? Aimer a loisir Aimer et mourir Au payx qui te ressembler. [Любить в тиши. Любить и умереть В стране, похожей на тебя (фр.)] Там, у набережной, спали корабли, «dont l'humeur est vagabonde» note 4. Я подумал, что если вдохнуть запах ее кожи, то к нему будет примешиваться легкий аромат опиума, а ее золотистый оттенок похож на огонек светильника. Лотосы на ее одежде цветут вдоль каналов на Севере, и сама Фуонг здешняя, как травы, которые здесь растут, а я никогда не стремился к себе на родину. – Хотел бы я быть Пайлом, – произнес я вслух, но боль уже притупилась и стала терпимой; опиум сделал свое дело. Кто то постучал в дверь. – Вот и Пайл! – воскликнула она. – Нет. Это не его стук. Кто то снова постучал, уже с нетерпением. Она быстро встала, задев желтое дерево, и оно снова осыпало своими лепестками мою машинку. Дверь отворилась. – Мсье Фулэр, – резко позвал чей то голос. – Да, я Фаулер, – отозвался я, и не подумав встать из за какого то полицейского: даже не поднимая головы, я мог видеть его короткие штаны защитного цвета. Он объяснил на почти непонятном французском наречии, на котором говорят во Вьетнаме, что меня ждут в охранке – немедленно, тотчас же, сию минуту. – Во французской охранке или вашей? – Во французской. – В его устах это прозвучало «Франсунг». – Зачем? Он не знал: ему приказали меня доставить, вот и все. – Toi aussi note 5, – сказал он Фуонг. – Говорите «вы», когда разговариваете с дамой, – сказал я ему. – Откуда известно, что она здесь? Он только повторил, что таков приказ. – Я приду утром. – Sur le chung note 6, – произнес этот подтянутый, упрямый человечек. |
