Потемкиным овладела почти непреодолимая потребность расхохотаться прямо в лицо всем этим графчикам и князьям, но он понимал, что еще не пришел тот момент, когда его самый неприличный поступок будет раболепно приниматься в качестве неопровержимого доказательства гениальной оригинальности, талантливого чудачества. А все-таки как неудержимо хотелось ему смеяться!

Стараясь справиться с одолевшим его смехом, Потемкин невольно корчил гримасы. Это заразило великого князя, наблюдавшего за нововосходящим светилом. С самого детства у Павла наблюдались склонности к эпилепсии, и в особенности он бывал чувствителен и восприимчив к искажениям чужого лица: великий князь не мог не подражать игре мускулов наблюдаемого субъекта. Так и теперь: лицо великого князя с карикатурной преувеличенностью отражало мимическую игру лица Потемкина. Это было замечено придворными, и некоторые из них, в особенности молоденькие фрейлины, уже начинали фыркать от смеха.

Неизвестно, чем бы кончилось это и до чего дошел бы скандал, если бы Потемкин вдруг не задумался и не застыл в мечтательном выражении лица. Такая перемена благодетельно подействовала на настроение великого князя, он тоже перестал гримасничать, и инцидент был исчерпан.

Тем временем императрица кончила восхвалять выдающиеся заслуги Потемкина и двинулась вперед. Круг придворных раболепно расступился перед ней. Екатерина остановилась и принялась обводить присутствующих возбужденным, пламенным взором. Она остановила его на великокняжеской чете, как бы желая, но не решаясь заговорить с нею.

Прошла минута томительной паузы. Наконец движением руки императрица подозвала ксебе Павла Петровича и Наталью Алексеевну, и те сейчас же подошли ближе к ней.

– Я еще не приняла пожелании счастья от ваших высочеств, – ^сказала она с натянутой любезностью, – а сегодня такой день, когда мне хотелось бы, чтобы все вокруг меня разделяли мое счастливое настроенние. Ну, ваше высочество, – обратилась она к Павлу, – что скажете вы по поводу Кайнарджийского мира, заключенного мною в полной уверенности-тех преимуществ, которые вытекут для России из этого соглашения. Это-очень крупный шаг вперед; он еще более увеличивает значение нашей страны в кругу европейских и азиатских держав!

В ответ Павел молчаливо поклонился. Его поза говорила о раболепном преклонении перед мудростью великой государыни-матери, но вокруг рта играла та ироническая улыбка, которой так боялась, которую так ненавидела в сыне Екатерина. Великая княгиня тоже ни слова не прибавила к полному достоинства молчаливому поклону в ответ на слова ее величества.

– Вообще, – с худо скрытым раздражением прибавила Екатерина, – я буду искренне обязана, если меня избавят сегодня от хмурых, полных страдания гримас. Както не вяжется такое выражение лица с общегосударственным торжеством и моим исключительно-счастливым настроением!

Эти слова, брошенные по адресу великой княгини, произвели на последнюю действие удара кнута. Наталья Алексеевна вздрогнула, побледнела, покраснела и затем кинула на императрицу взгляд, полный немого, страдальческого укора.

– А знаешь ли, Павел, почему я сегодня так особенно довольна? продолжала Екатерина, по-прежнему совершенно игнорируя великую княгиню. Потому что сила мятежного Пугачева наконец-то сломлена и не сегоднязавтра его, связанного по рукам и по ногам, привезут на суд.