На Дону бахромой легли окраинцы,
ноздревато припух, поседел подтаявший сверху лед. Вечерами глухо гудела
гора, по стариковским приметам - к морозу, а на самом деле - вплотную
подходила оттепель. По утрам легкие ледозвонили заморозки, а к полудню
земля отходила и пахло мартом, примороженной корой вишневых деревьев,
прелой соломой.
Мирон Григорьевич исподволь готовился к пахоте, пополневшими днями
возился под навесом сарая, тесал зубья к боронам, вместе с Гетьком делал
два новых колесных стана. Дед Гришака говел на четвертой неделе. Приходил
из церкви почерневший от холода, жаловался снохе:
- Заморил поп, никудышный служака, да-с, служит, как яишник с возом
едет. Это беда!
- Вы бы, батя, на страстной неделе говели, все потеплеет к тому
времени.
- Ты мне Наташку покличь. Пущай она чулки потолще свяжет, а в таких-то
голопятых и серый бирюк с пару зайдется.
Наталья жила у отца, "как хохол на отживе": ей все казалось, что
Григорий вернется к ней, сердцем ждала, не вслушиваясь в трезвый нашепот
разума; исходила ночами в жгучей тоске, крушилась, растоптанная нежданной,
незаслуженной обидой. А к этому прибавилось другое, и Наталья с холодным
страхом шла к концу, ночами металась в своей девичьей горенке, как
подстреленный чибис по ендовной куге. С первых дней по-иному стал
поглядывать на нее Митька, а однажды, прихватив Наталью в сенцах, прямо
спросил:
- Скучаешь по Гришке?
- А что тебе?
- Тоску твою хочу разогнать...
Наталья взглянула ему в глаза и ужаснулась в душе своей догадке. Играл
Митька зелеными кошачьими глазами, маслено блестел в темноте сеней
разрезами зрачков. Наталья, хлопнув дверью, вскочила в боковушку к деду
Гришаке и долго стояла, прислушиваясь к тревожному трепету сердца. На
другой день после этого Митька подошел к ней на базу. Он метал скотине
сено, и на прямых его волосах, на папахе шпанского меха висели зеленые
травяные былки. Наталья отгоняла от свиного корыта увивавшихся собак.
- Ты не мордуйся, Наташка...
- Я бате зашумлю! - крикнула Наталья, закрываясь от него руками.
- Тю, сдурела!
- Уйди, проклятый!..
- Ну, чего шумишь?
- Уйди, Митька! Зараз пойду и расскажу бате!.. Какими ты глазами на
меня глядишь? И-и-и, бессовестный!.. Как тебя земля держит!
- А вот держит и не гнется. - Митька в подтверждение топнул сапогами и
подпер бока.
- Не лезь ко мне, Митрий!
- Зараз я и не лезу, а ночью приду. Ей-богу, приду.
Наталья ушла с база, содрогаясь. Вечером постелила себе на сундуке,
положила с собой младшую сестренку. Ночь проворочалась, горячечными
глазами вклиниваясь в темноту. Шороха ждала, чтобы крикнуть на весь дом,
но тишина нарушалась только сапом спящего рядом, за стенкой, деда Гришаки
да редкими всхрапами разметавшейся под боком сестры. |