Изменить размер шрифта - +

   Дуняшка, болтая косичками, прожгла по базу, захлопнула дверцу курятника
и стала посреди Саза, раздувая ноздри, как лошадь перед  препятствием.  На
улице  взбрыкивали  ребятишки.  Соседский  восьмилеток   Мишка   вертелся,
приседая на одной ноге, - на голове у него, закрывая ему  глаза,  кружился
непомерно просторный отцовский картуз, - и пронзительно верещал:

   Дождюк, дождюк, припусти,
   Мы поедем во кусты,
   Богу молиться,
   Христу поклониться.

   Дуняшка завистливо глядела на босые, густо  усыпанные  цыпками  Мишкины
ноги, ожесточенно топтавшие  землю.  Ей  тоже  хотелось  приплясывать  под
дождем и мочить голову, чтоб волос рос густой и курчавый; хотелось вот так
же, как Мишкиному товарищу, укрепиться на придорожной пыли вверх ногами, с
риском свалиться в колючки, - но  в  окно  глядела  мать,  сердито  шлепая
губами. Вздохнув, Дуняшка побежала в курень.  Дождь  спустился  ядреный  и
частый. Над самой крышей лопнул гром, осколки покатились за Дон.
   В сенях отец и потный Гришка тянули из боковушки скатанный бредень.
   - Ниток суровых и иглу-цыганку, шибко! - крикнул Дуняшке Григорий.
   В кухне зажгли огонь. Зашивать бредень села  Дарья.  Старуха,  укачивая
дитя, бурчала:
   - Ты, старый, сроду на выдумки. Спать ложились бы,  гас  [керосин]  все
дорожает, а ты жгешь. Какая теперича ловля? Куда  вас  чума  понесет?  Ишо
перетопнете, там ить на базу страсть  господня.  Ишь,  ишь  как  полыхает!
Господи Иисусе Христе, царица небес...
   В кухне на секунду стало ослепительно сине и  тихо:  слышно  было,  как
ставни царапал дождь, - следом  ахнул  гром.  Дуняшка  пискнула  и  ничком
ткнулась в бредень. Дарья мелкими крестиками обмахивала окна и двери.
   Старуха страшными глазами глядела на ластившуюся у ног ее кошку.
   -  Дунька!  Го-о-ни  ты  ее,  прок...  царица  небесная,  прости  меня,
грешницу. Дунька, кошку выкинь на баз. Брысь ты, нечистая сила! Чтоб ты...
   Григорий, уронив комол бредня, трясся в беззвучном хохоте.
   - Ну, чего вы вскагакались? Цыцте! - прикрикнул Пантелей Прокофьевич. -
Бабы, живо зашивайте! Надысь ишо говорил: оглядите бредень.
   - И какая теперя рыба, - заикнулась было старуха.
   - Не разумеешь, - молчи! Самое стерлядей на косе возьмем. Рыба к берегу
зараз идет, боится бурю. Вода, небось, уж  мутная  пошла.  Ну-ка,  выбеги,
Дуняшка, послухай - играет ерик?
   Дуняшка нехотя, бочком, подвинулась к дверям.
   - Кто ж бродить пойдет? Дарье  нельзя,  могет  груди  застудить,  -  не
унималась старуха.
   - Мы с Гришкой, а с другим бреднем - Аксинью покличем, кого-нибудь  ишо
из баб.
   Запыхавшись, вбежала Дуняша. На ресницах, подрагивая,  висели  дождевые
капельки. Пахнуло от нее отсыревшим черноземом.
   - Ерик гудет, ажник страшно!
   - Пойдешь с нами бродить?
   - А ишо кто пойдет?
   - Баб покличем.
   - Пойду!
   - Ну, накинь зипун и скачи к  Аксинье.  Ежели  пойдет,  пущай  покличет
Малашку Фролову!
   - Энта не замерзнет, - улыбнулся Григорий, - на ней жиру, как на добром
борове.
Быстрый переход