Дуняшка, болтая косичками, прожгла по базу, захлопнула дверцу курятника
и стала посреди Саза, раздувая ноздри, как лошадь перед препятствием. На
улице взбрыкивали ребятишки. Соседский восьмилеток Мишка вертелся,
приседая на одной ноге, - на голове у него, закрывая ему глаза, кружился
непомерно просторный отцовский картуз, - и пронзительно верещал:
Дождюк, дождюк, припусти,
Мы поедем во кусты,
Богу молиться,
Христу поклониться.
Дуняшка завистливо глядела на босые, густо усыпанные цыпками Мишкины
ноги, ожесточенно топтавшие землю. Ей тоже хотелось приплясывать под
дождем и мочить голову, чтоб волос рос густой и курчавый; хотелось вот так
же, как Мишкиному товарищу, укрепиться на придорожной пыли вверх ногами, с
риском свалиться в колючки, - но в окно глядела мать, сердито шлепая
губами. Вздохнув, Дуняшка побежала в курень. Дождь спустился ядреный и
частый. Над самой крышей лопнул гром, осколки покатились за Дон.
В сенях отец и потный Гришка тянули из боковушки скатанный бредень.
- Ниток суровых и иглу-цыганку, шибко! - крикнул Дуняшке Григорий.
В кухне зажгли огонь. Зашивать бредень села Дарья. Старуха, укачивая
дитя, бурчала:
- Ты, старый, сроду на выдумки. Спать ложились бы, гас [керосин] все
дорожает, а ты жгешь. Какая теперича ловля? Куда вас чума понесет? Ишо
перетопнете, там ить на базу страсть господня. Ишь, ишь как полыхает!
Господи Иисусе Христе, царица небес...
В кухне на секунду стало ослепительно сине и тихо: слышно было, как
ставни царапал дождь, - следом ахнул гром. Дуняшка пискнула и ничком
ткнулась в бредень. Дарья мелкими крестиками обмахивала окна и двери.
Старуха страшными глазами глядела на ластившуюся у ног ее кошку.
- Дунька! Го-о-ни ты ее, прок... царица небесная, прости меня,
грешницу. Дунька, кошку выкинь на баз. Брысь ты, нечистая сила! Чтоб ты...
Григорий, уронив комол бредня, трясся в беззвучном хохоте.
- Ну, чего вы вскагакались? Цыцте! - прикрикнул Пантелей Прокофьевич. -
Бабы, живо зашивайте! Надысь ишо говорил: оглядите бредень.
- И какая теперя рыба, - заикнулась было старуха.
- Не разумеешь, - молчи! Самое стерлядей на косе возьмем. Рыба к берегу
зараз идет, боится бурю. Вода, небось, уж мутная пошла. Ну-ка, выбеги,
Дуняшка, послухай - играет ерик?
Дуняшка нехотя, бочком, подвинулась к дверям.
- Кто ж бродить пойдет? Дарье нельзя, могет груди застудить, - не
унималась старуха.
- Мы с Гришкой, а с другим бреднем - Аксинью покличем, кого-нибудь ишо
из баб.
Запыхавшись, вбежала Дуняша. На ресницах, подрагивая, висели дождевые
капельки. Пахнуло от нее отсыревшим черноземом.
- Ерик гудет, ажник страшно!
- Пойдешь с нами бродить?
- А ишо кто пойдет?
- Баб покличем.
- Пойду!
- Ну, накинь зипун и скачи к Аксинье. Ежели пойдет, пущай покличет
Малашку Фролову!
- Энта не замерзнет, - улыбнулся Григорий, - на ней жиру, как на добром
борове. |