Изменить размер шрифта - +
В конце июня приехал Петро  проведать  брата,  в  разговоре
упомянул, что отец гневается на него по-прежнему и как-то заявил,  что  не
будет справлять строевого коня: пусть, дескать, идет в местную команду.
   - Ну, это он пущай не балуется. Пойду на службу на  своем,  -  Григорий
подчеркнул это слово, - коне.
   - Откель возьмешь? Выпляшешь? - пожевывая ус, улыбнулся Петро.
   - Не выпляшу, так выпрошу, а то и украду.
   - Молодец!
   - На жалованье куплю, - уже серьезно пояснил Григорий.
   Петро посидел на крылечке, расспросил о работе, харчах,  жалованье;  на
все придакивая,  жевал  обгрызенный  окомелок  усины  и,  выведав,  сказал
Григорию на прощанье:
   - Шел бы ты домой жить, хвост-то ломать нечего. Думаешь, угоняешься  за
Длинным рублем?
   - Я за ним не гонюсь.
   - Думаешь с своей жить? - свернул Петро разговор.
   - С какой своей?
   - С этой.
   - Покеда думаю, а что?
   - Так, с интересу попытал.
   Григорий пошел его проводить. Спросил напоследок:
   - Как там, дома?
   Петро, отвязывая от перил крыльца лошадь, усмехнулся:
   - У тебя домов, как у зайца теремов. Ничего, живем помаленечку. Мать  -
она об тебе скучает. А сенов ноне наскребли, три прикладка свершили.
   Волнуясь, Григорий разглядывал старую корноухую  кобылицу,  на  которой
приехал Петро.
   - Не жеребилась?
   - Нет, брат, яловая оказалась. Гнедая, энта, какую у Христони выменяли,
ожеребилась.
   - Что привела?
   - Жеребца, брат. Там жеребец -  цены  нету!  Высокий  на  ногах,  бабки
правильные и в грудях хорош. Добрячий конь будет.
   Григорий вздохнул:
   - Скучаю по хутору, Петро. По Дону  соскучился,  тут  воды  текучей  не
увидишь. Тошное место!
   - Приезжай проведать, - кряхтел Петро,  наваливаясь  животом  на  острю
хребтину лошади и занося правую ногу.
   - Как-нибудь.
   - Ну, прощай!
   - Путь добрый!
   Петро уже выехал со двора;  вспомнив,  закричал  стоявшему  на  крыльце
Григорию:
   - Наталья-то... Забыл... беда какая...
   Ветер, коршуном круживший над двором, не донес до Григория конца фразы;
Петра с лошадью спеленала шелковая пыль, и Григорий, не расслышав,  махнул
рукой, пошел к конюшне.
   Сухостойное было лето. Редко падали дожди, и хлеб вызрел  рано.  Только
что управились с житом - подошел ячмень, желтел кулигами, ник чупрынистыми
колосьями. Четверо пришлых рабочих, нанявшихся поденно, и Григорий выехали
косить.
   Аксинья отстряпалась рано, упросила Григория взять ее с собой.
   - Сидела бы дома, нужда, что ль,  несет?  -  отговаривал  Григорий,  но
Аксинья стояла на своем и, наскоро покрывшись, выбежала за ворота, догоняя
повозку с рабочими.
   То, чего ждала Аксинья с  тоской  и  радостным  нетерпением,  то,  чего
смутно побаивался Григорий, -  случилось  на  покосе.  Аксинья  гребла  и,
почувствовав некоторые признаки, бросила грабли, легла под копной. Схватки
начались вскоре. Закусив почерневший язык,  Аксинья  лежала  плашмя.
Быстрый переход