|
Наталья, изменившаяся и худая, подошла сзади к свекру, наклонила изуродованную, покривленную шею: - Здорово живете, батя. - Натальюшка! Здорово, милая, здорово! - засуетился Пантелей Прокофьевич. Хворостина, выпавшая из рук его, свилась и выпрямилась. - Ты чего ж это глаз не кажешь? Ну, пойдем в курень, погоди, мать-то тебе возрадуется. - Я, батя, пришла... - Наталья неопределенно повела рукой и отвернулась. - Коль не прогоните, останусь навовсе у вас... - Что ты, что ты, любушка! Аль ты нам чужая? Григорий вон прописал в письме... Он, девка, об тебе наказывал справиться. Пошли в курень. Пантелей Прокофьевич хромал, суетливо и обрадованно. Ильинична, обнимая Наталью, уронила частую цепку слез, шепнула, сморкаясь в завеску: - Дитя б надоть тебе... Оно б его присушило. Ну, садись. Сем-ка я блинчиков достану? - Спаси Христос, маманя. Я вот... пришла... Дуняшка, вся в зареве румянца, вскочила с надворья в кухню и с разбегу обхватила Натальины колени. - Бесстыжая! Забыла про нас!.. - Сбесилась, кобыла! - крикнул притворно-строго на нее отец. - Большая-то ты какая... - роняла Наталья, разжимая Дуняшкины руки и заглядывая ей в лицо. Заговорили разом все, перебивая друг друга и замолкая. Ильинична, подпирая щеку ладонью, горюнилась, с болью вглядываясь в непохожую на прежнюю Наталью. - Совсем к нам? - допытывалась Дуняшка, теребя Натальины руки. - Кто его знает... - Чего ж там, родная жена да гдей-то будет жить! Оставайся! - решила Ильинична и угощала сноху, двигая по столу глиняную чашку, набитую блинцами. Пришла Наталья к свекрам после долгих колебаний. Отец ее не пускал, покрикивал и стыдил, разубеждая, но ей неловко было после выздоровления глядеть на своих и чувствовать себя в родной когда-то семье почти чужой. Попытка на самоубийство отдалила ее от родных. Пантелей Прокофьевич сманивал ее все время после того, как проводил Григория на службу. Он твердо решил взять ее в дом и примирить с Григорием. С того дня Наталья осталась у Мелеховых. Дарья внешне ничем не проявляла своего недовольства; Петро был приветлив и родствен, а косые редкие взгляды Дарьи искупались горячей Дуняшкиной привязанностью к Наталье и отечески-любовным отношением стариков. На другой же день, как только Наталья перебралась к свекрам, Пантелей Прокофьевич под свой указ заставил Дуняшку писать Григорию письмо. "Здравствуй, дорогой сын наш Григорий Пантелеевич! Шлем мы тебе нижайший поклон и от всего родительского сердца, с матерью твоей Василисой Ильинишной, родительское благословение. Кланяется тебе брат Петр Пантелеевич с супругой Дарьей Матвеевной и желает тебе здравия и благополучия; ишо кланяется тебе сестра Евдокея и все домашние. |
