Вверху
черная на белом углилась надпись: "Плеханов".
- Мы читали стихи, - вздохнул Штокман и затянулся папироской, накрепко
сжимая промеж пальцев костяной с колечками мундштук...
На другой день, хилым и пасмурным утром, выехал из хутора запряженный
парой почтовый тарантас. В задке, кутая бороду в засаленный куцый воротник
пальто, сидел, подремывая, Штокман. По бокам его жались вооруженные
шашками сидельцы. Один из них, рябой и курчавый, крепко сжимал локоть
Штокмана узловатыми грязными пальцами, косясь на него испуганными белесыми
глазами, левой рукой придерживая облезлые ножны шашки.
Тарантас бойко пылил по улице. За двором Мелехова Пантелея, прислонясь
к гуменному плетню, ждала их укутанная в платок маленькая женщина.
Тарантас пропылил мимо, и женщина, сжимая на груди руки, кинулась
следом:
- Ося!.. Осип Давыдыч! Ох, как же?!
Штокман хотел помахать ей рукой, но рябой сиделец, подпрыгнув, склещил
на его руке грязные пальцы, дичалым хриплым голосом крикнул:
- Сиди! Зарублю!..
В первый раз за свою простую жизнь видел он человека, который против
самого царя шел.
II
Где-то позади, в сером слизистом тумане осталась длинная дорога от
Маньково-Калитвенской слободы до местечка Радзивиллово. Пытался Григорий
вспомнить оставшийся позади путь, но ничего связного не выходило; красные
станционные постройки, татакающие под шатким полом колеса вагонов, запах
конских испражнений и сена, бесконечные нити рельсов, стекавшие из-под
паровоза, дым, мимоходом заглядывавший в дверки вагонов, усатая рожа
жандарма на перроне не то в Воронеже, не то в Киеве...
На полустанке, где сгружались, толпились офицеры и какие-то в серых
свитках бритые люди, разговаривавшие на чужом, непонятном языке. Лошадей
долго выводили из вагонов по подмостям, помощник эшелонного скомандовал
седловку, повел триста с лишним казаков к ветеринарному лазарету. Длинная
процедура с осмотром лошадей. Разбивка по сотням. Снующие вахмистры и
урядники. В первую сотню отбирали светло-гнедых лошадей; во вторую - серых
и буланых; в третью - темно-гнедых; Григория отбили в четвертую, где
подбирались лошади золотистой масти и просто гнедой; в пятую -
светло-рыжей и в шестую - вороной. Вахмистры разбили казаков повзводно и
повели к сотням, разбросанным по имениям и местечкам.
Бравый лупоглазый вахмистр Каргин с нашивками за сверхсрочную службу,
проезжая мимо Григория, спросил:
- Какой станицы?
- Вешенской.
- Куцый? [станицы имели каждая свое прозвище: Вешенская - Кобели
(прим.авт.)]
Григорий, под сдержанный смешок казаков-иностаничников, молча проглотил
оскорбление.
Дорога вывела на шоссе. Донские кони, в первый раз увидевшие шоссейную
дорогу, ступили на нее, постригивая ушами и храпя, как на речку, затянутую
льдом, потом, освоились и пошли, сухо выщелкивая свежими, непотертыми
подковами. |