Изменить размер шрифта - +
На спине его, возле лопатки,  трепыхался
клочок  свежепорванной  грязной   рубахи,   желтел   смуглый   треугольник
оголенного тела. Аксинья целовала  глазами  этот  крохотный,  когда-то  ей
принадлежавший  кусочек  любимого  тела;  слезы  падали   на   улыбавшиеся
побледневшие губы.
   Она поставила на песок ведра и, цепляя дужку зубцом коромысла,  увидела
на  песке  след,  оставленный  остроносым  Гришкиным   чириком.   Воровато
огляделась - никого, лишь на дальней пристани купаются ребятишки.  Присела
на корточки и прикрыла ладонью след, потом вскинула на плечи коромысло  и,
улыбаясь на себя, заспешила домой.
   Над хутором, задернутое кисейной  полумглой,  шло  солнце.  Где-то  под
курчавым табуном белых  облачков  сияла  глубокая,  прохладная  пастбищная
синь, а над хутором, над раскаленными  железными  крышами,  над  безлюдьем
пыльных улиц, над дворами с желтым, выжженным сухменем травы висел мертвый
зной.
   Аксинья, плеская из ведер воду на растрескавшуюся  землю,  покачиваясь,
подошла к крыльцу,  Степан  в  широкополой  соломенной  шляпе  запрягал  в
косилку лошадей. Поправляя шлею на дремавшей в хомуте  кобыле,  глянул  на
Аксинью.
   - Налей воды в баклагу.
   Аксинья вылила в баклагу ведро,  обожгла  руки  о  железные  склепанные
обручи.
   - Леду бы надо. Степлится вода, - оказала,  глядя  на  мокрую  от  пота
спину мужа.
   - Поди возьми у Мелеховых... Не ходи!.. - крикнул Степан, вспомнив.
   Аксинья пошла затворять  брошенную  настежь  калитку.  Степан,  опустив
глаза, ухватил кнут.
   - Куда?..
   - Калитку прикрыть.
   - Вернись, подлюга... сказано - не ходи!
   Она  торопливо  подошла  к  крыльцу,  хотела  повесить  коромысло,   но
дрогнувшие руки отказались служить, - коромысло покатилось по порожкам.
   Степан  кинул  на  переднее  сиденье  брезентовый   плащ;   усаживаясь,
расправил вожжи.
   - Ворота отвори.
   Распахнув ворота, Аксинья осмелилась спросить:
   - Когда приедешь?
   - К вечеру. Сложился косить с Аникушкой. Харчи  ему  отнеси.  Из  кузни
придет - поедет на поля.
   Мелкие  колеса  косилки,  повизгивая,  врезаясь  в  серый  плюш   пыли,
выбрались за ворота. Аксинья вошла в  дом,  постояла,  прижимая  ладони  к
сердцу, и, накинув платок, побежала к Дону.
   "А ну, как вернется? Что тогда?" - опалила  мысль.  Стала,  словно  под
ногами увидела глубокий яр, поглядела назад и  -  чуть  не  рысью  под-над
Доном к займищу.
   Плетни. Огороды. Желтая марь засматривающих солнцу в глаза подсолнухов.
Зеленый в бледной цветени  картофель.  Вот  шамилевские  бабы,  припоздав,
допалывают  картофельную  делянку;  согнутые,  в  розовых  рубахах  спины,
короткие взлеты мотыг, падающих на  серую  пахоту.  Аксинья,  не  переводя
духа, дошла до мелеховского огорода.
Быстрый переход