.. Без тебя горькая будет мне жизня.
Митька, подслушавший из кухни их разговор, сказал:
- Ты, дед, может, ишо сто годов проживешь, а она будет дожидаться?
Штукарь ты добрый.
Дед Гришака покраснел до черноты и удушья. Застучал костылем, ногами:
- Цы-ы-ыц, поганец, сукин сын! Пошел!.. Пошел!.. Ах ты нечистый дух!..
Подслухал, вражина!..
Митька сбежал на баз, посмеиваясь, а дед Гришака долго возмущался,
ругал Митьку, и ноги его, обутые в шерстяные короткие чулки, дрожали в
коленях.
Две младшие Натальины сестренки: Маришка - подросток лет двенадцати, и
Грипка - восьмилетняя пройдоха и баловница - с нетерпением ожидали дня
свадьбы.
Сдержанную радость выказывали и работники, постоянно жившие у
Коршуновых. Они ждали щедрого от хозяина угощенья и надеялись на пару
свободных во время гульбы дней. Один из них, высокий - с колодезный
журавль - богучарский украинец с диковинной фамилией Геть-Баба, в полгода
раз пил запоем. Пропивал все с себя и заработок. Давно уже подмывало его
знакомое чувство сосущей тошноты, но он сдерживался, приурочивая начало
запоя к свадьбе.
Второй, мозглявый и смуглый казачок станицы Мигулинской, по имени
Михей, жил у Коршуновых недавно; разоренный пожаром, нанялся в работники
и, сдружившись с Гетьком (так сокращенно звали Геть-Бабу), начал время от
времени попивать. Был он страстным любителем лошадей; подвыпив, плакал,
размазывая слезы по остренькому безбровому лицу, приставал к Мирону
Григорьевичу:
- Хозяин! Любушка ты моя! Будешь дочерю выдавать - Михейко в поезжанье
допусти. Уж я проеду, так видно будет! Сквозь полымя проскачу и волоска на
конях не опалю. У меня самого кони были... Эх!..
Постоянно мрачный и нелюдимый Гетько почему-то привязался к Михею,
изводил его одной и той же шуткой.
- Михей, чуешь? Ты якой станицы? - спрашивал его, потирая длинные, по
коленные чашечки, руки, и сам же отвечал, меняя голос: "Мигулевский". - А
що це ты такой хреновский? - "Та у нас уся порода такая".
Он неизменно и хрипло хохотал над постоянно повторявшейся шуткой,
шлепал себя ладонями по длинным, сухим до звона голеням, а Михей
ненавидяще оглядывал выбритое Гетьково лицо, кадык, трепетавший на горле,
и ругал его "сычом" и "коростой".
Свадьбу назначили в первый мясоед. Оставалось три недели. На успенье
приезжал Григорий проведать невесту. Посидел в горенке за круглым столом,
полущил семечки и орехи с девками - подругами невесты - и уехал. Наталья
его провожала. Под навесом сарая, где кормился у яслей Гришкин конь,
подседланный новехоньким нарядным седлом, шмыгнула рукой за пазуху и,
краснея, глядя на Григория влюбленными глазами, сунула ему в руку мягкий,
таящий тепло девичьих ее грудей матерчатый комочек. Принимая подарок,
Григорий ослепил ее белизною своих волчьих зубов, спросил:
- Это что?
- Там увидишь. |