Господи, вот сходство!"
- Лизка, а ну, повернись! - Проглядел, что дочь с самого детства
разительно напоминала мать.
...Владимир Мохов, гимназист пятого класса, узкий, болезненно-желтый
паренек, шел по мельничному двору. Они с сестрой недавно приехали на
летние каникулы, и Владимир, как всегда, с приездом пошел на мельницу
посмотреть, потолкаться в толпе осыпанных мучной пылью людей, послушать
равномерный гул вальцов, шестерен, шелест скользящих ремней. Ему льстил
почтительный шепот завозчиков-казаков:
- Хозяйский наследник...
Осторожно обходя кучи бычачьего помета и подводы, рассыпанные по двору,
Владимир дошел до калитки и вспомнил, что не был в машинном отделении.
Вернулся.
Возле красной нефтяной цистерны, стоявшей около входа в машинное,
вальцовщик Тимофей, весовщик, по прозвищу Валет, и помощник вальцовщика,
молодой белозубый парень Давыдка, засучив по колено штаны, месили большой
круг глины.
- А-а-а, - хозяин!.. - с насмешливым приветом обратился к нему Валет.
- Здравствуйте.
- Здравствуй, Владимир Сергеевич!
- Что это вы?..
- А вот глину месим, - с трудом выпрастывая ноги из вязкой, пахнущей
навозом гущи, злобно усмехнулся Давыдка. - Папаша твой жалеет целковый -
баб нанять, на нас ездит. Жила у тебя отец! - добавил он, с чавканьем
переставляя ноги.
Владимир покраснел. Он чувствовал к вечно улыбающемуся Давыдке, к его
пренебрежительному тону, даже к белым зубам непреодолимую неприязнь.
- Как жила?
- Так. Скупой страшно. Из-под себя ест, - просто пояснил Давыдка и
улыбнулся.
Валет и Тимофей одобрительно посмеивались. Владимир почувствовал укол
обиды. Он холодно оглядел Давыдку.
- Ты, что же... значит, недоволен?
- Залезь-ка, помеси, а тогда узнаешь. Какой же дурак будет доволен?
Папашку твоего сюда бы заправить, живот-то стрясло бы!
Раскачиваясь, Давыдка тяжело ходил по кругу, высоко задирал ноги и
теперь уже беззлобно и весело улыбался. Предвкушая приятное
удовлетворение, Владимир тасовал мысли. Нужный ответ нашелся.
- Хорошо, - с расстановкой сказал он, - я передам папе, что ты
недоволен службой.
Он искоса взглянул на лицо Давыдки и поразился произведенным
впечатлением: губы Давыдки жалко и принужденно улыбались, лица других
нахмурились. С минуту все трое молча месили крутевшую глину. Давыдка
наконец оторвал от своих грязных ног глаза и заискивающе-злобно сказал:
- Я ить пошутил, Володя... Ну, шутейно сказал...
- Я передам папе, что ты говорил.
Чувствуя на глазах слезы обиды и за себя, и за отца, и за Давыдкину
жалкую улыбку, Владимир прошел мимо цистерны.
- Володя! Владимир Сергеевич!.. - испуганно крикнул Давыдка и вылез из
глины, опуская штаны прямо на измазанные по колено ноги. |