- Службу при своем царе несут, и на головах у них
белые мешки. Ась? Белые мешки на головах.
- Я и говорю своему полчанину: "Это, Тимоша, отступать будем, тяни
ковер со стены, а мы его в торока..."
- Два егория имею! Награжден за боевые геройства!.. Турецкого майора
живьем заполонил...
Дед Гришака плачет и стучит сухим кулачком по гулкой и медвежковатой
спине деда-баклановца; но тот, макая кусок курятины вместо хрена в
вишневый кисель, безжизненно глядит на скатерть, залитую лапшой, шамшит
провалившимся ртом:
- Вот, сынок, на какой грех попутал нечистый... - Глаза деда с мертвой
настойчивостью глядят на белые морщины скатерти, словно видит он не
скатерть, залитую водкой и лапшой, а снеговые слепящие складки Кавказских
гор. - До этого сроду не брал чужого... бывало, займем черкесский аул, в
саклях имение, а я не завидую... Чужое сиречь от нечистого... А тут поди ж
ты... Влез в глаза ковер... с махрами... Вот, думаю, попона коню будет...
- Мы этих разных разностев повидали. Тоже бывали в заморских землях. -
Дед Гришака пытается заглянуть соседу в глаза, но глубокие глазницы
заросли, как буерак бурьяном, седыми клочьями бровей и бороды; не
доберется дед Гришака до глаз, кругом одна щетинистая непролазь волос.
Он пускается на хитрость; он хочет привлечь внимание соседа ударным
местом своего рассказа, а поэтому начинает без предварительной подготовки
прямо с середины:
- И командует есаул Терсинцев: "Взводными колоннами наметом - арш-арш!"
Дед-баклановец вскидывает голову, как строевой конь при звуке трубы;
роняя на стол узловатый кулак, шепчет:
- Пики к бою, шашки вон, баклановцы!.. - Тут голос его внезапно
крепчает, мерклые зрачки блестят и загораются белым, загашенным старостью
огнем. - Баклановцы-молодцы!.. - ревет он, раскрывая пасть с желтыми
нагими деснами. - В атаку... марш-марш!..
И осмысленно и молодо глядит на деда Гришаку и не утирает замызганным
рукавом чекменя щекочущих подбородок слез.
Дед Гришака тоже оживляется.
- Подал он нам этакую команду и махнул палашом. Поскакали мы, а янычиры
построились вот так-то, - он чертит на скатерти пальцем неровный
четырехугольник, - в нас палят. Два раза мы на них ходили - собьют и
собьют. Откель ни возьмись, с флангу из лесочка ихняя конница. Наш
командир сотни дает команду. Завернули мы правым крылом, перестроились - и
на них. Вдарили. Стоптали. Какая конница супротив казаков устоит? То-то и
оно. Поскакали они к лесу, воют... Вижу я, скачет попереди меня ихний
офицер, на караковом коне. Молодецкий такой офицер, черные усы книзу,
оглядывается все на меня и пистолет из чехла вынает. А чехло к седлу
приторочено... Стрельнул и не попал. Тут придавил я коня, догоняю его.
Хотел срубить, а посля раздумал. Человек ить... Правой рукой обхватил его
поперек, так он, извольте видеть, так из седла и вылетел. |