|
Гульба - одним словом. Никифор Коловейдин щерил щербатую пасть, поднимал руку. - Горька!.. На рукаве его голубого атаманского мундира морщились три золотые загогулины - нашивки за сверхсрочную службу. - Го-орь-ка! Григорий с ненавистью вглядывался в щербатый рот Коловейдина. У того в порожнюю меж зубами скважину при слове "горько" трубочкой вылезал слизистый багровый язык. - Целуйтесь, тетери-ятери... - шипел Петро, шевеля косичками намокших в водке усов. В кухне Дарья, подпившая и румяная, завела песню. Подхватили. Перекинули в горницу: Вот и речка, вот и мост, Через речку перевоз... Плелись голоса, и, обгоняя других, сотрясая стекла окон, грохотал Христоня: А кто ба нам поднес, Мы ба вы-пи-и-ли. А в спальне сплошной бабий визг: Потерял, растерял Я свой голосочек... И в помощь - чей-то старческий, дребезжащий, как обруч на бочке, мужской голосок: Потерял, ух, растерял, ух, Я свой голосочек. Ой, по чужим садам летучи, Горькую ягоду-калину клюючи. - Гуляем, люди добрые!.. - Баранинки опробуй. - Прими лапу-то... муж, вон он, глядит. - Горь-ка-а-а!.. - Дружко развязный, ишь со свахой как обходится. - Ну, не-е-ет, ты нас баранинкой не угощай... Я, может, стерлядь им... И буду исть - она жир-на-я. - Кум Прошка, давай стременную чекалдыкнем. - Так по зебрам и пошел огонь... - Семен Гордеевич! - А? - Семен Гордеевич! - Да пошел ты! В кухне закачался, выгибаясь, пол, затарахтели каблуки, упал стакан; звон его потонул в общем гуле. Григорий глянул через головы сидевших за столом в кухню: под уханье и взвизги топтались в круговой бабы. Трясли полными задами (худых не было, на каждой по пять-семь юбок), махали кружевными утирками, сучили в пляске локтями. Требовательно резнула слух трехрядка. Гармонист заиграл казачка с басовыми переливами. - Круг дайте! Круг! - Потеснитесь, гостечки! - упрашивал Петро, толкая разопревшие от пляса бабьи животы. Григорий, оживившись, мигнул Наталье. - Петро зараз казачка урежет, гляди. - С кем это он? - Не видишь? С матерью твоей. Лукинична уперла руки в боки, в левой - утирка. - Ходи, ну, а то я!.. Петро, мелко перебирая ногами, прошел до нее, сделал чудеснейшее коленце, вернулся к месту. Лукинична подобрала подол, будто собираясь через лужу шагать, - выбила дробь носком, пошла, под гул одобрения, выбрасывая ноги по-мужски. Гармонист пустил на нижних ладах мельчайшей дробью, смыла эта дробь Петра с места, и, ухнув, ударился он вприсядку, щелкая ладонями о голенища сапог, закусив углом рта кончик уса. |
