Изменить размер шрифта - +
Красивым так
раздает, а дурным, таким, вот, как ты, тетка Марья, за деньги.
   - Ты-то, дьявол клешнятый, хорош. Образина твоя  калмыцкая!..  На  тебя
конем не наедешь: испужается.
   - Калмык да татарин - первые люди в степе, ты, тетушка,  не  шути!..  -
уходя, отбивался Федот.
   Поселился слесарь Штокман у косой и длинноязыкой Лукешки. Ночь не успел
заночевать, а по хутору уж бабы языки вывалили.
   - Слыхала, кума?
   - А что?
   - Федотка-калмык немца привез.
   - Ну-ну?..
   - И вот тебе матерь божья! В шляпе, а по прозвищу Штопол чи Штокал...
   - Никак, из полицевских?
   - Акцизный, любушка.
   - И-и-и, бабоньки, брешут люди. Он, гутарют, булгахтир,  все  одно  как
попа Панкратия сынок.
   - Пашка, сбегай, голубь, к  Лукешке,  спроси  у  ней  потихоньку,  мол:
"Тета, кого к тебе привезли?"
   - Шибчей беги, чадунюшка!
   На другой день приезжий явился к хуторскому атаману.
   Федор Маныцков, носивший атаманскую насеку третий год, долго  вертел  в
руках черный клеенчатый паспорт, потом вертел и  разглядывал  писарь  Егор
Жарков. Переглянулись, и атаман, по старой вахмистерской привычке, властно
повел рукой:
   - Живи.
   Приезжий откланялся и ушел. Неделю из дому носу не показывал, жил,  как
сурок  в  сурчине.  Постукивал  топором,  мастерскую  устраивал  в  летней
завалюхе-стряпке. Охладел к нему бабий ненасытный интерес, лишь  ребятишки
дни  напролет  неотступно   торчали   над   плетнями,   с   беззастенчивым
любопытством разглядывая чужого человека.



V

   Григорий с женой  выехали  пахать  за  три  дня  до  покрова.  Пантелей
Прокофьевич прихворнул:  опираясь  на  костыль,  охая  от  боли,  ломавшей
поясницу, вышел проводить пахарей.
   - Энти два улеша вспаши, Гришка, что за толокой у Красного лога.
   - Ну-ну. А что  под  Таловым  яром  деляна,  с  энтой  как?  -  шепотом
спрашивал перевязавший горло, охрипший на рыбальстве Григорий.
   - После покрова. Зараз и тут  хватит.  Полтора  круга  [круг  -  четыре
гектара] под Красным, не жадуй.
   - Петро не приедет пособить?
   - Они с Дашкой на мельницу поедут. Надо ноне смолоть, а то завозно.
   Ильинична совала Наталье в кофту мягких бурсаков, шептала:
   - Может, Дуняшку бы взяла погонять быков?
   - Управимся и двое.
   - Ну гляди, ягодка. Христос с тобой.
   Изгибая тонкий стан под тяжестью вороха мокрой одежды,  Дуняшка  прошла
через двор к Дону полоскать.
   - Наташа, милушка, там в Красном логу воробьиного щавлю - сила, нарви!
   - Нарву, нарву.
   - Цыц, стрекотуха! - Пантелей Прокофьевич махал костылем.
   Три  пары  быков  потянули  по  дороге  перевернутый  запашник,   чертя
затвердевшую от осеннего сухостоя и  бездождья  черствую  землю.  Григорий
поминутно поправлял жавший шею платок,  шел  по  обочине  дороги,  кашлял.
Наталья шагала рядом с ним, на спине ее колотился мешок с харчами.
Быстрый переход