|
Но я служил им, потому что они были одиноки и верили в меня. Я стал их пророком, для которого, может быть, пришли дурные дни, но не утратившим честь. Так что иногда я немного важничал, – он начал тихо посмеиваться от неподдельного веселья, поглаживая редкие волосы загорелой ладонью. – Я знал, что рано или поздно что-то должно случиться. То, чем я занимался, было незаконно вообще и вдвойне преступно для аптекаря, в частности. Если в аптеке объявлялся новый посетитель, что нет-нет да и случалось, мне приходилось хвататься за прилавок, чтобы подавить стремление убежать. Полицейские ещё в молодости вызывали у меня страх, и, кроме того, я боялся потерять лицензию, если кто-то вздумает устроить мне проверку. А больше ни к какому делу я приспособлен не был, – он опять привалился спиной к одной из треснувших колонн, отталкивавших небо от могилы Уайлдера. – А затем случилась забавнейшая вещь. Самая что ни на есть логичная. Я обанкротился, – мистер Ребек, отличавшийся хорошим артистическим чувством, сделал короткую паузу, затем продолжал. – Я не мог платить за аренду, я не мог платить за сырьё, я не мог платить за ремонт, я не мог платить за электричество и не мог платить адвокату, который сказал бы в суде, что я ни за что не могу платить. Когда я вышел из суда, я перевалил бы через холм и постучался бы в богадельню, да только в этом проклятом городе нет богадельни, а у меня не было денег на билет.
– И вы пришли сюда? – Лора не сводила глаз сего лица. – Нет, – ответил мистер Ребек. – Не сразу. Я, знаете ли, был ещё молод. Я подумал: Джонатан, у тебя вся жизнь впереди, и ты её не лучшим образом проведёшь, подбирая апельсины и окурки. И вот я получил место продавца в бакалее, где мне разрешили спать в заднем помещении. Проработал я там месяца два, скопил немного денег и купил несколько новых рубашек. Затем я как-то вечером пошёл прогуляться и забрёл в места, где находилась когда-то моя аптека. Там выстроили заведение помасштабнее – одно из серии ему подобных, большое, чистое, с прилавком из зелёного мрамора, – теперь он отвел взгляд в сторону и тесно сжал руки. – И я подумал, – еле слышно продолжал он, – до чего все это забавно. Ибо они занимались тем же самым, что и я, только – с рекламой. Их вывески гласили: «Мы сделаем вас красавцем, мы вам придадим приятный запах, мы вас избавим от почечных камней, от геморроя, от одышки, от перхоти и от дурных манер. Мы сделаем вашу кожу гладкой и поможем вам сбросить сорок фунтов весу так же легко, как выведем бородавки – а это мы тоже успешно делаем, и люди пожелают с вами общаться. Приходите к нам все вы – кто безобразен, раздражителен и одинок», – он сделал паузу. – Это нехорошо – обещать людям чудеса. Я плохо поступал, когда это делал, и плохо поступали хозяева этой новой чистой аптеки. В тот вечер я ещё долго бродил и додумался до множества философских суждений, которых, к счастью, уже не помню, – он коротко рассмеялся и замолчал. – А потом? – голос Майкла заставил голову мистера Ребека дернуться, как если бы между ними была натянута струна. – А потом, – спокойно ответил мистер Ребек, – я напился не меньше, чем на свадьбе и на поминках сразу, и всё блуждал здесь, на кладбище, напевая себе под нос – в те дни они просто-напросто запирали ворота на засов – и вот я свалился на эти ступеньки и проспал целый день, – он пожал плечами. – Вот так и вышло, что я остался здесь. Сперва я просто думал, что немного отдохну, потому что очень устал. Но Ворон приносил мне поесть, – он внезапно ухмыльнулся. – Когда я проснулся, Ворон был здесь и ждал. Он сказал, что будет носить мне еду, пока я здесь, а когда я спросил, почему, ответил, что у нас есть одна общая черта: оба мы живем иллюзиями и верим в доброту, – мистер Ребек зевнул. – Я устал, – сказал он, словно оправдываясь, – и я хочу поспать. |
