Джоан машинально глотала куски, не особо интересуясь, что она ест. Молодую женщину не порадовали даже любимые бисквиты. Она все ниже склоняла голову, а потом, внезапно отшвырнув салфетку, разрыдалась.
— Джоан! — укоризненно произнес Лоренс. В его черных глазах появились искры раздраженного нетерпения.
— Прости, — прошептала она и выбежала из комнаты.
Была полночь. Джоан лежала в постели, чувствуя, как от слез становятся влажными подушка и волосы у левого виска. Во всем доме слабый свет горел только в маленьком кабинете, где по своему обыкновению допоздна засиделся Лоренс. Это была особая комната, единственная, где Джоан не любила находиться. В спальне стены были голубого цвета, гостиная и столовая оклеены веселенькими в розовый цветочек обоями, здесь же до потолка высятся темные панели, и окно всегда занавешено. Но сейчас Джоан неумолимо потянуло сюда.
Она возникла на пороге в длинном малиновом халате, накинутом поверх батистовой сорочки, с рассыпавшимися по плечам волосами и заплаканными глазами. Губы ее дрожали.
Лоренс, озаренный красновато-коричневым огнем, сидел над своими бумагами; его спина была прямой, плечи неподвижными, только рука медленно двигалась: казалось, ею правит невидимая колдовская сила.
Заслушав шаги жены, он встал, резко отодвинув тяжелый стул, затолкал бумаги в ящик и щелкнул замком, ключ от которого всегда держал при себе.
— Джоан? Извини, я сейчас приду.
— Лоренс…— Она пристально смотрела на него. — Я хочу поговорить с тобой.
— Да, — сказал он, заметно нервничая, — я тебя слушаю.
— Ты знаешь, я всегда стремилась спасти наш брак, — дрожащим от волнения голосом произнесла женщина и, набрав побольше воздуха, продолжила: — Потому что любила тебя и люблю. Ты, конечно…
— Дело в том, что ты считала — есть что спасать, я же придерживался противоположного мнения! — резко перебил Лоренс. — Тебе должно быть известно: все, что существует между нами, — пустая формальность.
Джоан изменилась в лице.
— А Мелисса?
В глазах Лоренса появилось задумчивое выражение.
— Пожалуй, кроме Мелиссы. — Он помолчал, потом произнес, не глядя на жену: — Не стоит об этом сейчас. Уже слишком поздно, Джоан, не лучше ли лечь?
— Тебе безразличны мои чувства, ведь правда? — Джоан не уходила — в ее душе внезапно пробудилась решимость.
— Нет, — сказал он, — нет, Джоан.
Она не отступала.
— У тебя есть дочь! У тебя есть жена! Чувство долга…
— Чувство долга? — При этих словах его взгляд стал холодным, как далекая луна. — Оно у меня имеется. Разве я не доказал тебе?
— Да, — прошептала Джоан, проглотив подступившие слезы. — Я… я не то хотела сказать. Я устала держать тебя в неволе, как устала быть рабой своих чувств. Довольно, Лоренс! Я о многом думала там, в Австралии, и теперь намерена дать тебе свободу. Давай разведемся — когда захочешь. Я вернусь к отцу. Конечно, мне жаль Мелиссу, но будет хуже, если она полюбит тебя и будет испытывать то же, что и я. Ты…— она вдруг решилась, — ты… жестокое, бездушное создание, Лоренс, и не способен любить, я знаю! Никого, кроме себя!
Он пронзительно взглянул на нее и отрывисто произнес:
— Ты ошибаешься! Я не люблю себя, того, которого потерял прежде, чем сумел найти!
— Нет, ты лжешь! — воскликнула Джоан, потрясая кулаками. |