— О нет!

Видимо, на лице Тинкер появилось какое-то такое выражение, что Ветроволк опустился перед ней на колени и взял ее руки в свои.

— Я очень этому рад. Я предполагал, что вы подойдете друг другу, и поэтому оставил его с тобой. Он приносит тебе честь, ведь далеко не каждый владеет секаша.

— Я не понимала, о чем он говорит.

Ветроволк взглянул на нее с тревогой, а потом вздохнул:

— Что ж, дело сделано. Нельзя расторгнуть соглашение, даже если оно заключено по ошибке. Это будет означать, что ты считаешь его неприемлемым. И не важно, что ты скажешь, все станут думать о Пони самое худшее. Все решат, что он вел себя неподобающим образом.

Она сильно прижала ладони к глазам:

— О боги, какой кошмар!

— Но я не понимаю, почему это так огорчает тебя. Пони явно тебе нравится, а мы возвращаемся в Питтсбург.

Она глянула на него сквозь пальцы:

— Возвращаемся?

— Я сказал королеве, что условия приемлемы.

Она совсем отняла руки от лица:

— Так и сказал?

— Но это ведь ненадолго. Конечно.

И все же Тинкер чувствовала себя виноватой: десятки эльфов вынуждены будут перевернуть свою жизнь с ног на голову только из-за того, что она не пожелала измениться. Ветроволк, однако, решился на это, вполне представляя, кто будет задет и как именно. А она не знала. Она не знала, когда спасла его от завра, что он сделал ее частью своей семьи. Она не знала, что он предложил ей обручальный дар. Она не поняла вопрос, когда он стремился узнать, хочется ли ей стать бессмертной. И повторила ошибку, когда Пони предложил ей себя во владение. Снова и снова плутала она в дебрях невежества, а остальные действовали с ясным пониманием того, что происходит. Но почему же ей так стыдно?

Они думали, что она понимает. А она не признавалась в своем невежестве. Плохо, но терпимо, когда последствиями ее невежества были ее собственные страдания, но куда ужаснее, когда мучиться от этого приходится другим.

Рядом с Тинкер сидел штурман. Он внимательно вглядывался в бинокль, выискивая знакомые ориентиры.

— Прибыли!

Тинкер пытливо окинула взглядом горизонт, заметила блеск реки и поняла, что это Мононгаэла. Река текла среди лесов в западном направлении. В лесу показался просвет, заполненный рядом анклавов и широким полем, уставленным разноцветными шатрами и палатками. За ним опять лес и еще одна река.

— Что это?

— Окленд, — ответил штурман. — Переходим на малую скорость!

Окленд? Тинкер нахмурилась, разглядывая стремительно приближающиеся здания. Слабо-слабо виднелся Край, узкая полоса ничейной земли посреди леса. Да, к ним приближался эльфийский Окленд, но Питтсбурга там не было. Не было человеческих улиц, полупустых зданий, небоскребов и мостов. Один бесконечный лес.

— О нет! Неужели сегодня День Выключения?

— Разумеется, — сказала Воробьиха. — Мы всегда считали, что это странный и нелепый способ создания коридора, но, к сожалению, таковы люди.

Ветроволк сурово взглянул на Воробьиху, и его помощнице пришлось поклониться в знак раскаяния и извиниться:

— Простите, я забыла проверить.

— Завтра он вернется, — отбросила Тинкер разочарование. Они уже почти дома. — Сегодня вечером анклавы будут забиты.

— Для нас местечко найдется, — обнял ее Ветроволк. Его присутствие отвлекло ее от мыслей о Питтсбурге и напомнило о дате.

— В прошлое Выключение мы встретились. Всего двадцать восемь дней назад.

«О боги, последние три недели были самыми длинными в моей жизни».

Такой темп бессмертной жизни сведет ее с ума.