Говорят, что бог хранит дураков и пьяных. Не знаю, кем я был в то утро, но ребра мне не намяли, и голову не откусили. Смех смехом, а зубки у Марлы те еще. Я когда ее улыбку увидел, обалдел. Трудно сказать, кем были ее далекие предки, но мясо они любили – это точно.

– Не бойся, я не кусаюсь, – сказала Марла.

Через пару дней, когда пришла разделить со мной завтрак.

А чего мужик отвечает, когда баба говорит ему не бойся? Да еще при свидетелях говорит. Вот и я сказал: не боюсь. И Нож убрал. И в комнату их пустил. Ее и разносчика с разносом. Ньюлта. Так этот ньюлт поднос на стол брякнул, а сам на фиг свалил. Быстро. А выпивки и жратвы на двоих притащил. Пообедать. Или на троих. Позавтракать если.

Пока я думал, как бы от завтрака перейти к интиму, мне без лишних слов показали как.

Свои тут понятия о предварительных ласках. Толчок в грудь – и ты сидишь на кровати. Хлопок по плечу – уже лежишь. Хлопок по животу – и разговаривать нет ни малейшего желания. А как Марла помогает снять одежду – лучше не вспоминать. Все равно я новую хотел купить. Повезло, хоть руку ее успел придержать. Хлопнула б еще раз, пониже, и делать тем утром нам с ней было бы нечего.

Ну, насчет не кусаюсь – только чтоб успокоить меня было обещано. А как увлеклась, так и про обещания забыла. До смерти, спасибо, не загрызла, но кое‑где кровь пустила. Сама же эту кровь потом и слизала.

Как, с кем и в какой позе – про это недоростки пускай болтают. А мне ни перед кем выделываться не надо. Чего могу и сколько – только меня и Марлу колыхает. Вернее, ее‑то как раз и не колыхает. Сейчас. Спит она. В моей комнате и на моей кровати. Впервые за эти дни спит у меня. Прежде – уходила.

Марла спит голой – жарко – только шею ее прикрывает тонкое смятое покрывало. Шею она защищает зубами и когтями. С некоторых пор такие шутки не кажутся мне смешными. Марла раскинулась на полкровати. Крупные бабы всегда занимают много места. Но и того, чего осталось – на кровати – мне хватит. Большая в комнате кровать. Самая большая во всей гостинице. Люкс, как никак. Все удобства в номере. Плюс лучшая жратва. Я ведь Ранулу только одну чешуйку дал – светлую, – а по местным расценкам получилось, что за полгода вперед заплатил. Вот щедрый хозяин и старается, чтоб я как можно больше потратил в кратчайшие сроки. Сдачу тут хоть и принято давать, но срабатывает принцип: чем меньше дашь, тем больше себе останется. Это мне Машка потом объяснила, после того, как я разделил с Марлой завтрак. Ближе к обеду у нас это получилось. И обед здесь можно разделить. Вот только на ужин не приглашают. Не принято тут мять кровать после заката. Пока Санут в небе, на нее и не смотрят. А потом – спи‑отдыхай сам, утро будет раннее, а день – нелегким.

Короче, такие вот правила. Нравятся – хорошо, не нравятся – это только твои проблемы. Мои, в смысле.

Не скажу, что я был очень уж против них, но непривычно как‑то, все с ног на голову перевернуто. Обычно, я бабу выбирал и развлечения заказывал, а тут меня, и по полной программе. И что с Марлой у меня так затянется, не думал. И какие пацаны за ней стоят, не знал. И даже не за ней, а под ней. Один Меченый чего стоит.

Здоровый он мужик. Кость широкая, но тощий, как медведь весной. Руки длинные. До колена почти. Ладони, как лопаты. Такими голову прикрыть – и незаметно: голова там, мяч или вообще ничего нет. Да еще шрам на лице приметный.