И создать у возможных покупателей верное или неверное представление о том, что толчки и сдвиги почвы закончились. Для этого тебе были нужны дети. А взамен ты должен был привезти их в Копенгаген, так обстояло дело, да?
Каин кивнул.
— Но это еще не все, — не останавливался Каспер.
— Я должен был повлиять на общественное мнение. И на средства массовой информации. Когда дети расскажут обо всем.
Каспер медленно покачал головой.
— Они хотят принудить мир к чему-то. Угрожая тем, что могут вызвать природные катастрофы. Это вандализм. Детский терроризм. Это дети-преступники. Это правда? Они на такое способны?
Каин пожал плечами.
— И ты собирался принимать в этом участие? — продолжал Каспер.
— Я обратился. Увидел свет.
— Где в Копенгагене жили дети?
— В Приюте. Это было просто. Один из моих сотрудников был связан с Приютом.
— Блондинка? — продолжал Каспер. — Ирене Паппас?
Каин кивнул.
— Приют сам оплачивал транспорт. Но из-за границы забирали их мы. В некоторых случаях родители не хотели отпускать их. Отсюда и заявления о пропаже. К сожалению, одно из заданий я поручил Эрнсту.
— Почему мать Мария не разглядела, кто ты есть на самом деле?
Каин перевернул карту. Это была двойка бубен.
— Симеон Новый Богослов, — ответил он, — пишет, что важно не приписывать духовному учителю всеведение. Даже самые великие — люди.
Каспер почувствовал, что ему становится больно дышать. Может, от пара, может, от горького осознания того, что его монополия на цитирование отцов церкви рушится.
— Потом вы устроили похищение, — сказал он. — Почему вы похитили только двоих детей?
— Этого было вполне достаточно. Чтобы убедить покупателей.
— Клара-Мария послала картинку одному гидрологу. Женщине из светского ордена. На картинке был изображен Копенгагенский порт после землетрясения. Зачем она была отправлена?
Звучание Каина изменилось. Череда быстро сменяющих друг друга гримас и судорог пробежала по его лицу.
— Эти дети, они дьявольское отродье. Похищение их — уже само по себе наказание. И никакого судебного преследования уже не нужно. Дети хотели доказать, что знали о толчках заранее. Но они ничего не сообщили мне.
Он открыл карту. Это была шестерка треф.
— Мои заблуждения, — продолжал Каин, — могут стать необыкновенной отправной точкой для духовного роста. Я могу все полностью изменить. И для женщин, и для детей.
— Сначала, — сказал Каспер, — ты прогуляешься в тюрьму. Я хочу видеть карты.
Каспер открыл свои карты. Каин уставился на «стрит». Он тоже открыл свои карты. Это были король червей и пятерка червей.
— В красном цвете мало пигмента, — пояснил Каспер. — Эти карты немного легче, немного проворнее, чем черные масти. Зато картинки чуть тяжелее. Я слышал твои карты.
Каин наклонился к нему.
— У меня возможности как у американского президента. Я верну к жизни церковь. Я поддерживаю Приют. Я — могущественный союзник.
— Детей спас я, — сказал Каспер.
— Ты попадешь в тюрьму Хорсенса. Это я — свет и надежда для сестер.
— Я пришел к смирению, — не унимался Каин. — Глубокому смирению. Я все отдам церкви. Приюту. Я склоняю голову перед своим ближним.
— Мое смирение более всеобъемлюще, — настаивал Каспер. — Я пожертвовал международной карьерой. Я омываю ноги всех людей. Готов даже тебе омыть.
Каспер пытался встать со стула и опуститься на колени. |