— До свидания, — так же вежливо ответила девочка. — Счастливый ты, у тебя есть свой сад.

Доктор Максмудр ждал Тисту, сидя за своим большим письменным столом, отделанным никелем и заваленным толстыми книгами.

— Ну-с, Тисту, что новенького ты узнал сегодня? — спросил он. Что теперь ты знаешь о медицине?

— Я узнал, доктор, что медицина почти бессильна, если на сердце у человека тоскливо. Я узнал также, что вылечить человека можно только тогда, когда он хочет жить. Скажите, доктор, существуют ли какие-нибудь таблетки, которые могли бы внушить человеку надежду?

Доктор Максмудр был несказанно удивлен, услыхав такую мудрость в устах такого маленького мальчика.

— Ты узнал, причем без какой-либо помощи со стороны, первую заповедь, которую должен знать врач, — сказал он.

— А какая же вторая, доктор?

— Вот она: чтобы хорошо лечить людей, надо их очень любить.

Он дал Тисту целую пригоршню леденцов и поставил в его записной книжке хорошую оценку.

Но когда на следующее утро доктор Максмудр вошел в палату девочки, он поразился.

Та улыбалась.

Она проснулась посреди цветущего поля.

Вокруг ее ночного столика росли нарциссы; одеяло походило на перину из голубых барвинок; на коврике колыхался овес. И потом… потом, к изголовью подушки тянулся цветок — великолепная роза, для рождения которой Тисту приложил все свои силы. Роза росла медленно, выпуская то листок, то бутон…

И маленькая больная девочка уже не разглядывала потолок. Она смотрела на цветок.

В тот вечер она встала на ноги и пошла. Жизнь теперь ей нравилась.

Глава двенадцатая, в которой мы узнаем, что к названию Пушкострель добавляется новое знаменательное слово

Быть может, вы думаете, что взрослые заподозрили Тисту и пришли К простому и логичному выводу: «Всюду, где накануне побывал Тисту, сразу же вырастают таинственные цветы. Следовательно, это — дело его рук. Давайте-ка последим за ним».

Но вы думаете так лишь оттого, что знаете: у Тисту были зеленые пальцы. Как я уже вам говорил, взрослые не в силах обойтись без общепризнанных взглядов и почти никогда не могут себе представить, что может существовать в мире еще нечто неизведанное, незнакомое им.

Время от времени появляется на свет какой-нибудь человек и нежданно-негаданно приоткрывает занавес над неизвестным. Тогда ему смеются прямо в лицо, а случается, даже бросают в тюрьму, ибо человек этот нарушает излюбленный порядок господина Трубадисса.

Ну, а потом, когда люди убеждаются, что он был прав… что ж, после его смерти ему ставят памятник. И уж теперь его величают гением.

В том году в Пушкостреле не было ни единого, пусть даже завалящего гения, дабы он мог объяснить необъяснимое. И муниципальный совет оказался в полной растерянности.

Муниципальный совет немного похож на городскую дворничиху. Ему надлежит следить за чистотой тротуаров, указывать площадки, где могут играть дети, места, где должны побираться нищие, и знать, где нужно размещать на ночь автобусы. Никакого беспорядка, главное, никакого бес порядка!

Но, увы, в Пушкостреле воцарился беспорядок. Невозможно было предвидеть, где и когда возникнет новый сквер или сад. Цветы карабкались по стенам тюрьмы, обвивали трущобы, росли внутри больницы! Если бы муниципальный совет смог примириться с такими фантазиями, город перестал бы быть городом. Ну представьте себе: однажды утром кафедральный собор вдруг бы решил переместиться в другой квартал, а автобусы изменили бы свои маршруты и укатили бы в чистое поле, на свежий воздух, или пожелали бы бултыхнуться прямо в реку, чтоб немного освежиться..

— Нет, нет и еще раз нет! — вопили муниципальные советники, собравшиеся на экстренное заседание.