|
Земля! Тебе я услужу дождем, Струящимся из этих древних ура Сильнее ливней юного апреля: Я летом знойным орошу тебя, Зимою снег я растоплю слезами И вечную весну тебе доставлю, - Не пей лишь крови сыновей моих. Входит Люций с обнаженным мечом. О старцы благосклонные, трибуны! Возьмите смертный приговор назад, Пусть я, еще ни разу слез не ливший, Скажу, что ныне слезы победили. Люций Отец мой, ты взываешь здесь напрасно: Трибуны не услышат, все ушли, И скорбь свою ты поверяешь камню. Тит За братьев, Люций, дай просить твоих. - Еще раз умоляю вас, трибуны... Люций Тебя не слышит ни один трибун. Тит Что в том? Не важно это, друг; и слыша, Не вняли б мне, а если бы и вняли, Не пожалели бы; но, хоть и тщетно, Я должен умолять... Вот почему я скорбь вверяю камням; Пусть отозваться на тоску не могут, Но лучше для меня они трибунов Уж тем, что не прервут моих речей. Когда я плачу, камни молчаливо Приемлют слезы, словно плачут вместе; И если бы их в тоги облачить, Трибунов равных не нашлось бы в Риме. О, камни - мягкий воск, трибуны тверже камней Безмолвен камень, зла он не творит; А ведь трибуны языком жестоким Людей на смерть способны обрекать. (Поднимается на ноги.) Но почему ты меч свой обнажил? Люций Двух братьев я хотел спасти от смерти, Но за попытку эту вынес суд Мне приговор: изгнание навеки. Тит Счастливец ты! Он услужил тебе. Как, глупый Люций, разве ты не видишь, Что Рим - пустыня, где живут лишь тигры? Нужна добыча им; но в Риме нет Для них добычи, кроме нас: как счастлив Ты, изгнанный от хищников навек! Но кто идет к нам вместе с братом Марком? Входят Марк и Лавиния. Марк Твои глаза готовы ль плакать, Тит, Иль сердце благородное - разбиться? Смертельную тебе несу я муку. Тит Коль смерть она мне даст, приму ее! Марк Вот это дочь твоя была. Тит И есть. Люций Убит я тем, что вижу! Тит Встань, мальчик малодушный, и смотри. - О дочь моя! Лавиния! Скажи нам, Скажи нам, чья проклятая рука Тебя свирепо сделала безрукой? Глупец! Он воду в море подливал, Он поджигал пылающую Трою! Достигла скорбь предела: ты пришла - Она, как Нил, из берегов выходит. Где меч мой? Руки отрублю себе За то, что Рим напрасно защищали; Питая жизнь мою, вскормили скорбь, С мольбою безуспешной простирались И бесполезно послужили мне. Одной лишь, требую от них услуги: Чтоб мне одна другую отрубила. - Дочь, хорошо, что у тебя нет рук: На службе Риму руки не нужны нам. Люций Прекрасная сестра моя, скажи нам: Кто страшное нанес тебе увечье? Марк Орудье усладительное мыслей, Им выраженных с вялым красноречьом, Из клетки ныне вырвано прелестной, Где сладкогласной птицей распевало И сладкозвучьем нам пленяло слух. Люций Сам за нее ответь: чье это дело? Марк Такой я повстречал ее в лесу, Где в поисках убежища блуждала Она, как насмерть раненная лань. Тит О лань моя! Тот, кто ее изранил, Меня сильней, чем смертью, поразил. И я тому подобен, кто с утеса, Пустыней моря окружен, следит За нарастающим в волнах прибоем И ждет, чтоб он его коварным валом В своих соленых недрах поглотил. Здесь сыновья мои прошли на казнь; Вот здесь стоит мой третий сын, изгнанник; Здесь брат мой плачет над моей бедою. Но всех больнее дочь мне душу ранит, - Дочь милая, милей моей души, - Явись ты мне такой в изображенье, Я б обезумел; что же делать мне, Когда тебя такой во плоти вижу? Рук лишена, чтоб слезы отереть, И языка, чтоб мне назвать злодея. |
