Когда наши запасы подойдут к концу, мы полностью вверим себя милости Божьей. Если Христос пожелает взять нас к Себе, мы припадем к Нему с благодарственными молитвами. Если же Он решит оставить нас на земле, нам будет послана помощь.
Со смирением и твердостью в вере
брат Дезидир,
писец монастыря Святого Креста».
ГЛАВА 11
— Говорят, я скоро стану вдовой, — прошептала Пентакоста, проскальзывая в лабораторию и плотно прикрывая за собой дверь. — Гизельберт весь наполнился гноем. И все время кричит.
— Что вы здесь делаете? — спросил Сент-Герман. Строго, как расшалившегося ребенка.
Она уперла руки в бока, хорошенькая в своей вздорности, и ответила не менее строго:
— Вы, а не я, должны были прийти ко мне. Я ждала вас.
— Но я вас не ждал.
Сквозь узкие окна небеса над Балтикой казались странной сине-белой росписью на гигантском потолочном плафоне. Им под стать было и мрачное, но спокойное море. Однако такое затишье обычно предшествовало наступлению сезона летних бурь, и Ранегунда покинула крепость, чтобы произвести тщательный осмотр частокола, ибо страшилась, что в непогоду орды, походя растоптавшие разбойничий лагерь, могут решиться на штурм Лиосана.
Сент-Герман, обогнув гостью, подошел к двери и резким движением ее распахнул.
— Вы должны извинить меня, высокородная дама, но я сейчас очень занят. У меня нет времени на досужую болтовню.
Она томно прищурилась, потом взмахнула ресницами.
— Я вас пугаю? Вы боитесь меня?
— Нет, вовсе нет. Но дело есть дело. — Он, опять обогнув ее, вернулся к столу, чтобы продолжить осмотр собранных в окрестностях крепости минералов. — Умоляю, не прикасайтесь здесь ни к чему.
Она замерла в двух шагах от стола.
— Здесь нет вообще ничего, кроме грязи.
— Это, высокородная дама, не грязь. Каждый их этих камешков таит в себе любопытные свойства. Их совокупность и составляет весь нас окружающий мир, — серьезным тоном возразил Сент-Герман. — Не знаю, правда, насколько вам это понятно.
Ее смех был схож со звоном горного ручейка.
— Уж не хотите ли вы давать мне уроки? Мне? Той, которая не нуждается ни в печах, ни в песке, чтобы творить свою волю? Знайте, меня нисколько не интересует то, с чем справится любой пекарь. Я владею искусствами, какими не обладает ни один здешний житель. Ни даже вы. И никто из саксонцев.
Сент-Герману не хотелось вступать в дурацкую перепалку, и он, продолжая комбинировать минералы, довольно миролюбиво сказал:
— В таком случае, зачем же вы тратите на меня свое время? Несомненно, должны существовать люди, более достойные вашего внимания, чем какой-то ничтожный лекарь.
Незваная гостья оскорбленно сверкнула глазами.
— Я всегда делаю то, что мне нравится, и никому не обязана что-либо объяснять. А вы не вправе говорить со мной так.
— Напротив, — поправил ее Сент-Герман, не отрываясь от дела, — вы дали мне это право… — Последовала короткая пауза. — Подарив свой камзол.
— Да? — Пентакоста опешила, потом в глазах ее загорелись огоньки понимания: — Так вот откуда идет ваша дерзость? Вы приняли мой подарок за дань? И решили, что можете теперь мной помыкать? Вы менее проницательны, чем я полагала.
Сент-Герман позволил себе оставить последнее замечание без внимания и невозмутимо ответил:
— Ну да. Вы поднесли мне подарок, а я ничего вам не дарил. Кто же из нас кому должен после этого подчиняться? Разумеется, вы мне, а никак уж не я.
Пентакоста гордо вскинула голову. Тщетный жест, ибо никто на нее не смотрел. |