Столетия, проведенные в храме египетского бога-врачевателя Имхотепа, даром для него не прошли, и потому он очень сноровисто прижал служанку коленом к стене, потом взял за локоть безвольную руку и, примерившись, потянул ее на себя, одновременно с усилием нажимая на место перелома. Миг — и концы кости сошлись, а целитель, весьма довольный тем, что раненая даже не вскрикнула, принялся туго бинтовать ей плечо.
— Как вам удалось это сделать? — хмуро спросил Ингвальт, сунувшись в настежь открытую дверь.
— Сделать что? — осведомился Сент-Герман, фиксируя переломленную ключицу валиком из плотно скатанного полотна.
— Сложить кости — вот что, — ответил с вызовом Ингвальт. — Вы поводили над раной руками, и обломки сошлись.
Сент-Герман покачал головой.
— Я их вправил. Сделать это с помощью жестов не удавалось еще никому.
Ингвальт ощерился.
— Я ведь сам это видел. Все чудодеи и колдуны прокляты как один. Вы тоже прокляты, — заявил он и ушел.
Сент-Герман только вздохнул и повернулся к Осите. Та пришла в сознание, но в глазах ее плавала боль.
— Боль сразу не пройдет, воспаление тоже, — сказал он мягко и положил руку ей на голову. — А теперь спи.
Поддаваясь внушению, Осита уснула и спала крепко, но первые удары ураганного ветра разбудили ее. Она потянулась, тихо вскрикнула и изумленно заморгала глазами.
— Что со мной? Где я?
— В северной башне, в моих покоях, — ответил от стола Сент-Герман. — Не волнуйся, дверь настежь открыта. Твое целомудрие не пострадало.
— Однако… мы здесь одни?
— Да, но под приглядом, — сказал Сент-Герман. — Твоей репутации порядочной женщины не угрожает ничто.
Она устало кивнула.
— Мое плечо…
— Оно сломано. Точнее — ключица. Я поставил кости на место и забинтовал перелом. При небольшом уходе все прекрасно срастется. — Он подошел к ней. — Как только захочешь, я помогу тебе сесть.
Осита прикрыла глаза.
— Как это случилось?
Сент-Герман усмехнулся.
— Я полагал, ты сама о том скажешь. Я обнаружил тебя на полу швейной, возле разломанного ткацкого станка. Понятия не имею, что там стряслось.
Осита попыталась перекреститься, но не сумела, и Сент-Герман помог ей справиться с этим.
— Я ничего не помню, — призналась она после паузы. — Я честно стараюсь вспомнить, но не могу. Я сидела за меньшим из ткацких станков, за дверью раздался какой-то звук, а потом — ничего. Я открыла глаза уже здесь.
Он доброжелательно и спокойно кивнул:
— Такое бывает. Это шок. Подожди денек-два — и все припомнишь.
— Да поможет мне в том Христос Непорочный, — сказала она и пожаловалась: — Мне больно.
— Знаю. — И будет больно какое-то время, но потом все пройдет. — Сент-Герман опустился на табурет. — Тебе не стоит залеживаться. Давай-ка сядем. Я придержу тебя за спину, чтобы поберечь руку.
Предложение сильно смутило Оситу, но она храбро кивнула:
— Помогите мне, да.
Он осторожно перевел ее в сидячее положение и положил за спину две жесткие подушки.
— Тебе так удобно?
Осита вздохнула:
— Да. Ваша постель очень жесткая, как и наши. — Она вопросительно глянула на него: — Я думала, господа спят на мягких кроватях.
— Не все, — улыбнулся Сент-Герман. — Я плохо сплю на пуховиках, а на чем-либо твердом — прекрасно. — Он помог ей устроиться поудобнее. — Ты не спеши. |