— Ты, что ли, певун? — поинтересовался один.

— И что, если я? — отозвался Гаривальд, выпрямившись. — Тебе какое дело?

— Если не ты, мы тебя можем на месте и кончить, — ответил оборваный солдатик, нацелив свой жезл в сторону крестьянина.

— С надеждами моими вы уже покончили, — отозвался тот. — Я-то рассчитывал избавиться к этому времени от альгарвейцев.

«Рассчитывал» было, пожалуй, слишком сильно сказано — следовало бы сказать «тайно надеялся». Но лесные бродяги вцепились в его песни, обещали в ответ великие победы и не сдержали слова. Если они недовольны Гаривальдом, он имел полное право быть недовольным ими.

— Скоро, — пообещал бывший солдат. — Очень скоро. Мы не сложили оружия. Просто не все так легко получается, как нам хотелось бы. Но конунг скоро нанесет по оккупантам новый удар. И тогда нам понадобишься ты.

Он ткнул в Гаривальда — не жезлом, а указательным пальцем.

— Для чего понадоблюсь? — спросил тот испуганно.

Если от него потребуют поднять деревню на бунт против захватчиков, Гаривальд готов был прямо заявить партизанам, что они ума лишились. По мнению крестьянина, восстание могло закончиться только гибелью его друзей и знакомых — да и его самого. Зоссен лежал в стороне от становой жилы; даже если удастся его отбить, рыжикам это не помешает перебрасывать подкрепления на фронт. В деревне даже магического источника не было, и, чтобы задействовать хрустальный шар, слугам конунга приходилось приносить в жертву приговоренных преступников ради волшебной силы в их крови.

Хрусталик… Гаривальд покрепче стиснул топорище. Какими будут дальнейшие слова оборванного солдата, он догадался прежде, чем услышал:

— У вас имеется то, что нам нужно. То, что похоронено в земле.

Гаривальд уже подумывал о том, чтобы выкопать хрустальный шар и передать ункерлантским партизанам — подумывал, но так и не взялся за дело, как ни уговаривал его Ваддо. Даже пытаться это сделать было опасно. Но и рассказать о существовании шара этакой толпе — не меньше. Сам Гаривальд никому не молвил ни словечка. Значит, кто-то другой. А о том, что знали партизаны, могли проведать и альгарвейцы.

— Я вам его принесу, — торопливо пообещал он.

Если Гаривальд вздумает артачиться, партизаны запросто могут донести на него рыжикам.

— Хорошо. — Партизаны закивали вразнобой, а их предводитель поинтересовался: — Когда?

— Когда отыщу! — рявкнул Гаривальд. — Силы горние, даже собака не всегда может зарытую кость вынюхать. А я никаких меток не оставил — иначе драные рыжики уже нашли бы эту штуку. Придется искать.

— Не мешкай только, — предупредил другой партизан. — Эта вещь нам очень нужна. Очень.

— Если думаете, что сможете отыскать ее быстрей моего, копайте сами, — буркнул крестьянин. — Удачи.

— Не играй с нами, — предупредил главарь.

— Не валяй дурака, — огрызнулся Гаривальд.

Он вдруг подумал, что переборщил, и напрягся, готовый наброситься с топором на ближайшего партизана, если остальные откроют огонь. Может, хоть одного удастся зарубить перед смертью… Но партизаны только переглянулись и, ни говоря ни слова, скрылись в лесной чаще.

Гаривальд поволок связку хвороста в деревню. Единственной благодарностью, которую он получил, было неразборчивое бормотание и проставленная напротив его имени в списке галочка — значит, на какое-то время его от походов за хворостом избавят.