— Ну вот мы и приехали, — раздался вскоре голос Лурканио, и коляска остановилась. — Впечатляющее здание. Королевский дворец в Трапани будет побольше, но, на мой взгляд, выглядит не так величественно. Да, в таком дворце легко себе вообразить, что ты достоин править всем миром. — Его иронический смех сменился откровенно издевательским. — Да, представить себе это легко, да только далеко не всегда все, что навоображают себе всякие там, воплощается в жизнь.

Полковник выпрыгнул из коляски и, подхватив Красту за талию, помог ей выйти.

— Ну как, пойдем поклонимся вашему королю, который так и не сумел осуществить свою мечту: править миром из этого дворца? — снова расхохотался он.

— Я была здесь в ту ночь, когда король Ганибу объявил войну Альгарве, — заметила она.

— Тогда он еще считал, что управляет миром, — продолжал издеваться Лурканио. — Уж лучше бы он сидел да молчал в тряпочку. Тогда хоть частичка мира ему бы досталась. А теперь он обязан отчитываться перед альгарвейцами за каждый бокал вина и отпрашиваться у них в туалет.

— Если бы альгарвейцы не захватили герцогство Бари, ему не пришлось бы объявлять им войну, — возразила Краста. — И тогда все осталось бы, как и было.

Лурканио закрыл ей рот поцелуем.

— Лучше бы ты была немой. Ты слишком красива, чтобы быть такой дурой. Запомни: мы не захватили Бари, — он загнул один палец, — мы лишь вернули то, что нам и так принадлежало. Мужчины приветствовали нас с распростертыми объятиями, а женщины — с раздвинутыми ногами. Я-то знаю. Я был там. Второе, — он загнул еще один палец, — Валмиере не было никакого дела до Бари, отторгнутого у Альгарве после Шестилетней войны. Это было разборкой между колдунами: кто чего сможет, а кто оказался слабаком. И третье, — еще один палец, — все в мире меняется. — На мгновение Красте показалось, что на нее смотрит не полковник Лурканио, а один из его предков-варваров, и по спине у нее побежали мурашки. — Так что если ты не пойдешь с нами, то мы очень скоро придем за тобой.

Краста отвернулась и уставилась на Колонну каунианских побед, колторая все еще стояла в центре старинного парка — высокая, гордая и такая светлая в лучах луны. За всю Шестилетнюю войну ее не задело и осколком. Но даже теперь от нее веяло седой стариной, словно одержанные в незапамятные времена победы для нее лишь вчерашний день.

— Ладно, — прервал мысли маркизы Лурканио, — извольте пройти, воздадим почтение вашему иллюзорному монарху.

На сей раз в его голосе не было иронии; все его мысли в мгновение ока спрятались под дежурным светским тоном опытного придворного.

Во дворце слуги короля Ганибу кланялись полковнику как графу, а то и герцогу чистой валмиерской крови. И Красту тоже чествовали как герцогиню, а не как маркизу. Это продолжалось так долго, что ее настроение волей-неволей стало улучшаться.

Когда они вступили в Гранд-залу (ту самую, где король Ганибу объявил свою безнадежную войну), стоявший у дверей солдат в альгарвейской форме сверился со списком и, лишь найдя там имена прибывших, разрешил им пройти.

— В чем дело? — вспылила Краста.

— Он проверяет всех гостей. А вдруг мы замаскированные убийцы? — фыркнул Лурканио и уже вполне серьезно добавил: — В провинции до сих пор бунтует всякая сволочь. Они уже убили несколько принявших новый режим аристократов и нападают на наших солдат. И если им удастся каким-то образом пройти сюда, то могут быть серьезные неприятности.