Изменить размер шрифта - +
Как она на нем скачет, аж сережки звенят. Те самые сережки, что ты ей подарил, звенят как бубенчики, а она бормочет:

– Боже, Толстяк, ты вот знаешь, чего мне надо... не то, что этот кретин... в своей кепочке... и в кретинских картинках. Он этого не может. Пустышка, вот он что такое. По‑моему, так ему вообще нужны мальчики.

Ты этого не потерпишь, верно? Они просто кровь из тебя пьют. Да еще смеются за спиной.

Проучи их. В следующий раз, как увидишь на ней его толстую задницу, возьми этот долбаный ломик и врежь ему по толстому затылку. Пусть сучка узнает, чего ты стоишь. Отбери у нее все, что она из тебя вытянула. Держи ее за руки, пусть корчится, поняв, что с ней сейчас будет.

С тобой ей не справиться!

Нагнись над ней, зажми в зубах серьги, выдерни их с мясом. Теперь все эти кнопки, которые она натыкала в нос и уши. Выдергивай их зубами, одну за другой: поп, поп, поп.

Все в крови. Пусть посмотрит на своего жирного любовничка, как ты раскроил ему череп ломиком, вроде капустного кочана. Во! Ты это можешь!

Постой...

Ты же можешь сделать это сейчас.

Смотри, Толстяк заглядывает в окно кухни. Какая у него большая голова, одно удовольствие. Ломик при тебе. Они друг другу подходят, верно? Да, сейчас же. У тебя куражу хватит, ты сильный. Ты настоящий самец. Ну, вот, вот, вот!

Приятное чувство? Как хлюпнули мозги под ломиком! Вот он свалился прямо на клумбу. Смотри, рот набит грязью, он смотрит на тебя, разинув рот, будто молится, только ничего не слышно, потому что рот у него забит первосортной садовой землей. Всади туда ломик, вот так, может, вырастет ломиковое дерево, и к осени созреют новые ломики. Зубы повылетали, а глаза пялятся на тебя, блестят, как свежее дерьмо. Ломиком их! Поп! И еще один, поп!

Толстяк без глаз, тра‑ля‑ля. Толстяк без глаз, тра‑ля‑ля‑ля!

Теперь толстяк лежит смирно. Ни грудь не шевельнется, ни сердечко не трепыхнется.

Избавься от этого недоноска. Подними‑ка его, ты же сильный!

Неси его к фургону. Проще простого.

Сунь в кузов. Ты, насвистывая, забираешься в кабину, работа сделана на совесть. Вспыхивают фары, оживает двигатель, и ты едешь прочь. На ветровом стекле покачивается амулетик на счастье.

Ты проехал добрых десять миль. Вот и хватит. Славный тихий лесок, можно свернуть с дороги и остановить машину за деревьями.

Толстяк в кузове спит вечным сном.

Ты все еще насвистываешь, ты высок, как башня, и силен, как лев, ты вытаскиваешь из фургона канистру с бензином и поливаешь Толстяка, лежащего навзничь, сложившего руки на груди и уставившегося в небо красными дырами.

Вот это сила! Ты сидишь на крыше фургона и поливаешь себя остатками бензина. Прохладный, как вода горного ручья, бензин льется по лицу, стекает на грудь, пропитывает джинсы. Ты беззаботно хохочешь и льешь бензин себе в рот, он булькает в горле, и ты выпускаешь вверх бензиновый фонтанчик. А теперь спички...”

Он очнулся. Черт, приснится же. Убить ломиком лучшего друга! Завезти его в лес, облить машину бензином, а потом усесться на крышу и чиркнуть спичкой!

Он открыл глаза, ожидая увидеть полосатые занавески и Шез, отсыпающуюся после очередной дозы.

Было темно. Не совсем темно. Он удивленно охнул: в ноздри ударила бензиновая вонь. Он сидел на крыше фургона, ноги болтались над задним бортом. Бампер лежал на спине, лицо разбито в кровавое месиво. Ночь. Но почему так светло? Его глаза наткнулись на огонек спички, зажатой между большим и указательным пальцем.

Пламя лизнуло палец, смоченный бензином. Он взвизгнул. Руку мгновенно охватило багровое пламя, тело вспыхнуло, как огромный фитиль. Пылающая капля упала в лужу бензина в кузове.

Пламя с ревом взметнулось к вершинам деревьев.

Его глаза широко открыты. Он оказался словно в ядре солнца. Повсюду ослепительный свет и жар, миллионами клыков рвущий кожу.

С крыши фургона сорвалась живая молния, пронеслась к деревьям, вопя и опаляя зеленую листву.

Быстрый переход